Серебряный змей в корнях сосны – 2

– Попридержи свой ядовитый язык! – мгновенно вспылил Учида. Пальцы нервно сжались, но не нашли привычной твердости древка нагинаты и нехотя расслабились. – Не смей даже произносить имени моей школы!

Вспышка ярости была такой внезапной и яркой, что опешил не только Хизаши, но и Кента.

Казалось, Учида и сам испугался, и, извинившись вполголоса, перевел взгляд в пустоту. Кента кашлянул в кулак.

– Кхм, тогда идемте, поищем кого-нибудь, кто проведет нас к источникам.

Сказать – проще, чем сделать. Солнце давно перевалило за середину небосвода, нестерпимый жар немного утих, и крестьяне, должно быть, не спешили возвращаться с полей. Безлюдная деревня выглядела призрачной, покинутой, даже дети, завидев издалека незнакомцев, бросали игры и прятались во дворах. Хизаши повидал немало человеческих селений, и лишь ужасы войны превращали их в тени самих себя, однако эти края давно не подвергались набегам ронинов[56] и бедняков, решивших уйти на дурной промысел. Пахло едой, но вместе с ней и еще чем-то неприятно-сладковатым, как выветрившиеся благовония, потерявшие всякую привлекательность и напоминавшие теперь лишь о смерти и увядании.

Хизаши нахмурился, и его локтя вдруг осторожно коснулся Кента.

– Здесь пахнет застарелой болезнью, – сказал он. – Я помню этот запах. В святилище Лунного медведя мама помогала тяжело больным и учила меня основам.

– Лечение травами…

– Оно не всегда облегчала страдания, как и молитвы, к сожалению, – голос Кенты погрустнел. – И тогда этот запах повисал надолго. Мама говорила, так пахнет одежда шинигами[57].

– Иногда люди умирают, потому что пришел их срок, – жестко добавил Юдай, до этого молча идущий чуть в отдалении. – Или они заслужили смерть своей неправедной жизнью.

– А кто это решает? – мрачно бросил Хизаши. – Боги? А кто им дал такое право?

– Давайте не будем гневить ни богов, ни кого-то еще, – попросил Кента миролюбиво. – Тем более друг друга. Боги далеко, а друзья близко.

– Ты ошибся, – поправил его Юдай. – Верно говорить: боги далеко, а демоны близко.

– С такими «друзьями» и демонов не надо, – огрызнулся Хизаши.

Увлекшись беседой, они не сразу заметили идущую им навстречу полную женщину с корзиной мокрого белья. За ее спущенное с плеч верхнее кимоно цеплялся чумазый ребенок лет четырех-пяти. На счастье, селянка их тоже заметила не сразу, за что-то отчитывая мальчонку. Когда же ее взгляд поднялся на троицу учеников оммёдзи, в глазах застыл неподдельный испуг.

– Здравствуйте! – шагнул к ней Кента, разводя руки, чтобы показать, что не собирается причинить ей вред, но она уже увидела ножны и побледнела. – Мы путешествовали и остановились в усадьбе на горе, – он обернулся, кивнув вверх по дороге, – у Ханабэ-сан. Хотим посмотреть на ваши знаменитые горячие источники. Вы не покажете…

– Идем, идем скорее, – вместо ответа поторопила она ребенка, подхватила его одной рукой, второй крепче прижала к себе корзину и попыталась проскочить мимо.

Наперерез ей вышел Учида.

– Просто укажи путь, женщина, – строго велел он.

Громко разрыдался ребенок, оглашая жалобными криками всю деревню. Слезы ручьями текли по грязным щекам, и Кента только потянулся к нему, чтобы утешить, как мать уронила корзину в пыль и бросилась бежать так, будто ее преследовал дикий зверь. Мокрое белье распласталось мертвой бледной медузой у ног Куматани.

– Она сумасшедшая, – констатировал Хизаши, глядя ей вслед. – Здесь все не в своем уме, похоже.

– Она заражена и видит то, чего нет? – предположил Учида.

– Она просто испугалась. – Кента присел и собрал испачканное белье обратно в корзину, а ее поставил у обочины. – Кажется, в Янаги не очень-то любят пришлых.

– С каких, интересно, пор? – засомневался Хизаши. Возня Кенты казалась ему бессмысленной, хотя он догадывался, что тот поступит именно так. – Янаги последние лет десять живет своими целебными источниками. Не будет потока путешественников, не будет самой деревни.

– Никуда она не денется, – возразил Кента. – Жили же они как-то раньше. Нет, дело в другом.

Они дошли почти до самой реки, чей плавный изгиб с пологим берегом отделял деревню с противоположной от Акиямы стороны. Дорога отражала русло, как в зеркале, и в самом узком месте между ними сосредоточилось большинство домов. На террасе одного из них сидел, погрузив ноги в таз с водой, седой старик с нависшими тяжелыми веками, из-за которых неясно было, спит он или бодрствует.

Никто не взялся оспаривать право Кенты завести разговор первым.

– Одзи-сама[58]! – позвал Кента издалека. – Одзи-сама, хорошая нынче погодка, не правда ли?

Он приблизился к калитке, но заходить пока не стал.

– Вздор! – ответил старик, когда молчание затянулось настолько, что Хизаши засомневался, живой ли дед вообще. – Где это видано, чтобы так палило? Клены уже кровью наливаются, а эти ведьмы знай свое твердят. Кто сказал, что погода хороша? Тьфу, жара окаянная! Демоны разгулялись, огни нижнего царства по земле разносят!