Серебро далёкого Севера (СИ)

Постепенно вся эта шумная трескотня пиршества начала барону приедаться. Больше всего он хотел бы сейчас побыть некоторое время одному и собраться с мыслями, но единственную возможность для этого предоставляло отхожее место – благо обильное потребление пива делало регулярное посещение нужника неизбежным. Именно тут, стоя над очком, Влад с изумлением сообразил, что Танька за весь вечер так ни разу и не посетила сей убогий уголок, хотя пила наравне с ним, а ела и того больше. Пила, ела, болтала, даже выходила в круг поплясать – но из залы ни ногой. "Она что же, приспособилась отливать по‑колдовски, телепортом с лавки прямо в выгребную яму?! Вот ведь чудо из чудес, расскажи кому – не поверят."

Простота нравов валькирии, пусть даже и она и прикидывалась сейчас простой охотницей, поначалу изрядно удивляла Зборовского. Найти этому объяснение он сумел, лишь представив себе Танненхильд в ее истинном обличье. Ведь там, у себя в Валгалле, небесная дева занималась тем, что принимала и увеселяла павших в бою воинов. Отчаянных рубак, лихих стрелков из лука, мастеров помахать кулаками – но не магов и не менестрелей, не утонченных вельмож и даже не лукавых торговцев. Очевидно, под стать нравам гостей Валгаллы хозяйка и приноровилась.

– Что, барон, заскучал? Твоя правда, пора и честь знать.

Легким движением Танька вскочила на стол – всё та же круглолицая деваха в мужском охотничьем костюме, лишь тонкой выделки сапожки её были типично женскими.

– Ну что, дамы и господа, друзья и подруги, алкаши и собутыльники?! – Она высоко подняла над головой кружку с пивом. – Погуляли мы нынче от души, низкий вам поклон за компанию, а теперь пора и на покой. Прощевайте, зла не держите, а мы с моим барошей вас покидаем.

Одним долгим глотком Танюха допила свое пиво до последней капли, а потом с дребезгом расколошматила пустую глиняную кружку об пол кабака. И, небрежно соскочив со стола, подхватила Зборовского под руку.

– Пошли, Влад!

…

Ушедшая в загул валькирия наверняка вытребовала у Филипыча наилучший из имевшихся у него в заведении нумеров, но всё равно – пристанище, в котором им предстояло провести ближайшие три дня, ничего особенного из себя не представляло. Потолок с пятнистыми коричневатыми потеками, стены тоже давно некрашены, из окон виднеется вовсе не царский дворец и не прозрачная гладь Бела Озера, а проезжая улица и обшарпанные домишки на ее противоположной стороне… Но кровать в нумере была, и достаточно просторная. А кроме того – маленький стол и пара колченогих стульев, на один из которых деваха сразу же начала скидывать с себя одежду. Когда, наконец, и ее исподнее приземлилось на стул, барону Зборовскому открылась довольно неожиданная картина: Танькино тело оказалось худощавым, ноги – тонкими и стройными, а груди – маленькими и острыми. Хотя от девы, добывающей себе пропитание охотой, другого ждать и не приходилось, но широкое круглое лицо и мужская одежда все‑таки сумели ввести Влада в заблуждение, и он ожидал чего‑то более упитанного. Особенно после того усердия, с которым его подруга только что налегала на пиво и запеченого кабанчика.

Полностью скинув с себя одежду, валькирия‑охотница откинулась спиной на кровать, широко расставила бедра и торжественным тоном произнесла:

– А теперь засади, да покрепче!

Тут уж барон едва удержался от того, чтобы расхохотаться в полный голос. Нарочно или случайно, но Танька дословно воспроизвела фразу из одной знаменитой шахварской сказки, в которой прекрасная наложница больше трех лет каждую ночь подряд рассказывала халифу забавные истории – при помощи этой хитрости рассказчица сумела сохранить себе жизнь. А возненавидел‑то владыка весь женский род (и приказывал наутро казнить каждую отыметую ночью бабу) именно после той самой фразы, посредством которой случайно встреченная им однажды красавица принудила халифа наставить рога своему мужу‑дракону, угрожая в противном случае ужасной смертью от его огненного дыхания.

Но сейчас никаких драконов поблизости не наблюдалось, а обещанное надо выполнять. И Зборовский, не мешкая, скинул порты и ринулся в бой.