Серебро Господа моего

Все поэты делятся на две категории, обозначим их условно как «риторы» и «трансляторы». Трансляторы – Блок, Жуковский, Окуджава, – передают звук эпохи; у них нет единой интонации, они поют на разные голоса, часто меняются до неузнаваемости. У них словно нет авторской личности, которая только мешала бы расслышать музыку времени. Такого поэта можно представить себе любым – скажем, молодой романтичный кудрявый Жуковский и Жуковский пожилой, с брюшком, миролюбивый, одинаково представимы в качестве авторов «Светланы» или «Эоловой арфы». Любым можно представить Блока – просто нам нравится кудрявый Блок-романтик; но и страшный Блок 1920 года, с серым волчьим лицом и потухшими глазами, вполне представим в качестве автора «Соловьиного сада» или «Седого утра». И «Снежную маску» он мог бы написать. У поэта-транслятора чаще всего есть первоклассная интуиция и, скажем, обусловленная ею способность разбираться в людях, – но чаще всего нет цельного мировоззрения; его можно любить, даже боготворить – но спросить чаще всего не о чем: он, подобно Окуджаве, ответит шуткой или спрячется за азбучные истины. Это нормально, и не надо от него требовать того, чего он не может дать.

Пример ритора, как раз обладающего мировоззрением и дающего (по крайней мере для себя) ответы на вопросы, – Галич, особенно наглядный на фоне Окуджавы. Пожалуй, и главный русский поэт Пушкин, заповедавший нам традицию интеллектуальной, насыщенной мыслями повествовательной поэзии, – в большей степени ритор, чем Лермонтов, умеющий ловить божественные звуки (хотя и Лермонтов, по мысли Белинского, обещал стать незаурядным мыслителем; иное дело, что от Лермонтова мы ждем именно «звуков небес», а мыслителем он был чересчур импульсивным, зависимым от настроения, и вопросов у него больше, чем ответов; интуиция, догадки, прозрения – да, цельная философская система – нет, конечно). Риторы вырабатывают формулы, интонации, стили, они мгновенно узнаются – по одной строке и даже по фирменному неологизму. «Вежливейше» – это только Маяковский и никто другой. Бессмысленно сталкивать между собой риторов и трансляторов – никто не лучше, и «звуки небес» удаются транслятору далеко не всегда – когда в горних сферах наступает тишина, он транслирует белый шум. Наглядней всего эту разницу обозначил Маяковский: «У меня из десяти стихотворений пять хороших, а у него два. Но таких, как эти два, мне не написать». Сказано предельно самокритично и не вполне справедливо, ибо в иных ситуациях душе нужен именно мощный, утешительный, надежный голос Маяковского – он подхлестывает слабых, внушает твердость колеблющимся; ритор утешает в отчаянии – но сам чаще всего нуждается в таких стихах, как лермонтовские или блоковские, и тянется к этой противоположности. Риторы – Слуцкий, Бродский, поэты напряженной мысли и внятного, афористичного высказывания. Много ли афоризмов мы найдем у Блока? Чаще всего банальности, что-нибудь вроде «Он весь дитя добра и света», да и то не афоризм, а расхожая цитата для юбилейной статьи. «Революционный держите шаг. Неугомонный не дремлет враг» – хорошо для плаката, да и то ведь не своим голосом.

Самые интересные случаи – промежуточные, иногда маскирующиеся, неявные. БГ по природе своей – безусловно ритор, почему он и расходится с такой легкостью на цитаты и афоризмы. Припечатать он умеет не хуже Маяковского. Возьмем, однако, самый наглядный пример – классическую песню «500»: