Серебро и сталь (СИ)

Постель была непривычной и холодной, но не это тревожило её в данный момент. Противоречивые чувства раздирали разум. С одной стороны, она обрела союзника: милосердие и благородство лорда Штейнберга не знали границ… Но с другой, Кристина чувствовала, что грядёт буря — и она оказалась в самом её эпицентре. Она и так ходила по краю пропасти, рискуя сделать неверный шаг и сорваться в бездну. От неё зависело слишком многое, и это давило на плечи тяжким грузом. Кристина не привыкла к такой ответственности, не привыкла решать подобные вопросы, не привыкла руководить… Дома её власть была основана на хозяйственных делах — с остальным разбирался отец. Но теперь он мёртв, и это произошло так внезапно, так быстро, что она просто не успела осознать, что на её плечах и совести оказалась огромная земля. Захваченная земля… Может, уже выжженная и разорённая. Земля, которую нужно спасти, отбить, восстановить, чего бы ей этого ни стоило.

В глубине своего сознания девушка понимала, что ей самой больше незачем жить. Но так уж вышло, что её жизнь не ограничивалась её личными интересами и желаниями. Под началом леди Коллинз было множество людей, которые нуждались в ней, и она не могла их подвести. Да, ради себя ей жить не было смысла, но ради других…

Кристина была обязана вернуть наследие Коллинзов, и эта новая обязанность её немного воодушевила. У неё появилась цель, пусть сложная, пусть полная опасности, но всё же цель, которая заполняла пустоту в груди. Словно спасительный свет среди непроглядной тьмы. Словно луч надежды, разорвавший пелену чёрной тоски.

Терпеть скопившееся в душе напряжение больше не было сил. Кристина закуталась в одеяло, чувствуя, как оно приятно щекочет кожу. Она не спала в нормальной постели много дней и теперь почувствовала, будто оказалась в раю. Из головы мигом вылетели и болезненные ощущения, и осознание случившейся беды, и тревога… Лишь голова немного кружилась от утомления.

Вскоре она заснула впервые за долгое время спокойным, глубоким и долгим сном.

* * *

Дверь за Кристиной закрылась с разорвавшим тишину хлопком, заставившим его непроизвольно вздрогнуть. В опустевшей комнате тут же стало ещё более холодно и темно, а за окном наконец всыпал дождь, громко и навязчиво барабанивший по стёклам.

Его жутко клонило в сон, но Генрих старался гнать прочь всякую усталость и сонливость. Замок уже уснул, а вот он, возможно, сегодня вообще не ляжет — сначала стоило сделать всё, что он задумал, и чем быстрее, тем лучше. После охоты нужно было хотя бы переодеться и побриться, но это тоже подождёт. Он зажёг единственную свечу, извлёк из ящика стола перья, чернила и пергаменты и принялся за дело.

Перебраться из седла в мягкое просторное кресло было, несомненно, приятно, но Генрих почти не обратил на это внимания — напряжение никуда не исчезло.

Строки сами собой ложились на мягкий пергамент, скупо освещённый маленьким языком жёлто-красного пламени, и ему даже не приходилось особо задумываться над тем, что он пишет — все слова, все просьбы и приказы уже давно вырисовались и в голове.

Генрих не ожидал, что это случится так скоро. Впрочем, главное, что Кристина осталась жива — иначе бы всё оказалось потерянным окончательно. Она же буквально рвалась всё исправить, и Генрих вполне разделял её рвение. Хотя он до последнего надеялся, что лорд Джеймс тоже не погибнет, да и сейчас эта мизерная, совсем жалкая надежда не покидала его души. Карпер ведь мог соврать, чтобы окончательно запугать девушку, сбить её с толку и лишить повода вернуться и возвратить своё… Делиться с Кристиной этой своей надеждой Генрих не стал: ведь ей будет ещё больнее, чем ему, когда выяснится, что она была напрасной. А боли ей в этой жизни уже явно хватило.

Кристина… Она оказалась совсем другой, не такой, какой он её представлял. Она была похожа на леди Лилиан, но глаза у неё были отцовские — серо-голубые, напоминающие ледяной блеск стали и мягкие переливы серебра. И в этих глазах вместе с усталостью, тоской и страхом плескалась твёрдая решительность. Девушка улыбалась, но улыбалась измождённо, через силу, пытаясь сделать вид, что всё в порядке, что помощь ей не нужна. Хотя было в этой улыбке что-то очаровательное… Оставалось только поражаться стойкости Кристины: не каждый на её месте нашёл бы в себе силы не отчаяться, не сломаться, а попытаться предпринять хоть что-то, на что есть возможность. Да и эти твёрдость, непоколебимость и решительность явно разнились с образом той испуганной, смиренной девочки, которую Генрих видел шесть лет назад.

Он поставил кляксу и выругался.

Когда все послания были готовы, печати поставлены, а свитки запечатаны, он наконец позволил себе откинуться на спинку кресла и на мгновение прикрыть глаза. Впрочем, не до отдыха сейчас — о покое можно будет грезить, когда он вернёт Эори его законной владелице.