Серебро и свинец, иной вариант

«Куры, — подумал Васька. — Суп. Навар. Ножки. Гребешки. Есть охота!»

И тут из-за угла вышел первый туземец.

На миг Сошникову показалось, что он бредит, что все это — какой-то неудачный опыт и дурацкая машина физиков забросила отряд международной помощи не в параллельный мир, а в какой-то оставшийся чудом отрезанным от мира российский край.

Мужик был невысок — метр шестьдесят, пожалуй, — и широк в плечах, точно тяжеловес. Одежда его подошла бы, пожалуй, гоголевскому кузнецу Вакуле — рубаха с вышитыми на вороте узорами и порты, а то, что заменяло ему сапоги, Васька затруднился бы назвать правильно — в голове вертелось почему-то слово «онучи», хотя что это такое, солдат все равно не помнил.

В руках мужик держал лопату, которую при виде лязгающих, рычащих машин перехватил так ловко и особо, что сразу становилось понятно — и лопата годится не только землю копать, и мужик этот не просто земледелец. Видно, что приходилось ему этой самой лопатой орудовать в рукопашной.

Перехватив взгляд туземца, уже набиравшего в грудь воздуха, чтобы заорать, лейтенант сориентировался быстро. Он демонстративно поднял руки, повернув ладони от себя — смотри, я безоружен и безобиден. Мужик нахмурился, но решимость его, видно, поколебалась — он не бросился с лопатой на солдат, а, взявшись за нее поудобнее, двинулся обок колонны.

К тому времени, когда БТРы добрались до центра деревни, где дома окружали площадь, покрытую утоптанной голой землей, здесь уже собралось, как решил Сошников, почти все население. Женщин было больше — видно, мужики не то остались в поле, не то ушли в леса. Почти все взрослые держали в руках если не мечи и рогатины, то лопаты, косы или просто крепкие жерди. Васька скользнул взглядом по дебелой бабе, агрессивно перебрасывавшей из руки в руку здоровую сковороду, не зная, плакать ему или смеяться. Конечно, против «калашей» эта толпа не продержалась бы и минуты. Но что-то героическое было в их порыве защитить родные дома.

Крестьяне молчали. Кое-кто складывал пальцы странными фигами — от сглаза, что ли? Но большинство просто стояло и смотрело.

Васька ждал, что прикажет лейтенант, но тот и сам молчал, глядя на гэбиста Краснова. Тот, высунувшись из люка, спокойно обводил взором площадь, будто принимал парад.

— Ваше слово, товарищ Шойфет, — негромко скомандовал майор наконец.

Переводчик завозился в глубине кабины, пытаясь выцарапаться на свет. В это время толпа зашевелилась. К БТРам проталкивался пожилой мужик, отличавшийся от прочих затертым жупаном с тяжелой медной бляхой на груди. Бляха придавала ему вид не то добровольца-дружинника, не то городового.

* * *

Староста Тоур взирал на самоездные железные гробы с глубоким, тоскливым недоумением. Конечно, староста себя считал человеком ученым. Как-никак его стараниями деревня наняла для общей скуллы самолучшего учителя, да и вообще не годится старшому в чем-то уступать своим младшим. Но старые суеверия умирали в его душе тяжело и неохотно. Всем ведь известно, кого полагается в железных гробах селить — упырей полуночных, трупоедов могильных, чтобы те зубами не могли прогрызть домовину изнутри да выходить потом из могил, чтобы питаться кровавыми муками неосторожных. И зрелище примостившихся на краю деревенской площади громадин, небрежно выкрашенных в неопределенно грязные цвета, всколыхнуло в его душе прежние страхи.

Однако сидевшие на гробах люди совсем не походили на покойников. Да и вылезавшие по одному из железных внутренностей — тоже. И староста Тоур, поборов внутреннюю дрожь, шагнул вперед, вежливо кланяясь гостям.

Навстречу ему выступил нерослый, молодой, но уже дородный мужик, чья одежда была под стать владетельской украшена золотыми побрякушками — ишь, даже пуговицы желтым блестят! Ежик светлых волос почти скрывала смешная плосковерхая шапка, над козырьком которой красовалась хитрая золотая штуковина вроде женской сакты. За плечом крепыша-воеводы маячил долговязый юнец, на котором нездешняя одежда пришельцев висела мешком.

Чужой воевода решительно протянул старосте руку и что-то бросил на резком, странно звучащем для эвейнского уха варварском наречии.

— Приветствую вас, — на скверном едином промолвил юнец — как догадался староста Тоур, толмач.

— И вам привет, коуне, — степенно промолвил староста.

Наступило неловкое молчание. Староста Тоур решительно не понимал, что нужно здесь этим чужеземцам, если воевать они не хотят, а майор Краснов выжидал, как отреагируют местные на появление советских солдат, и только, не дождавшись, негромко бросил Леве:

— Скажите им, что мы… м-м… заморские купцы. Если ваш друид не наврал, то лучше не распространяться пока, что мы с Земли.

Лева покорно перевел.

— Из-за Восточного окияна? — переспросил староста, не решаясь утереть со лба выступивший от облегчения пот. — Далекенько же вас занесло, почтенные коуны.

Лева перевел и это. Теперь пот пробил уже Краснова. Ему как-то не пришло в голову, что отсутствие портовых городов — да и портов, — на обследованном участке близкого побережья не означает, что местные жители плохо знакомы с географией.