Старший лейтенант ясно увидел, как колонну пересекла черная цепочка разрывов.
Когда впереди замельтешили яркие вспышки, Льячи поднял коня на дыбы. Теперь вороной хрипел и бился на земле в быстро растекающейся луже крови.
— Кажется… — Хрууг сумел приподняться на локте и теперь с легким недоумением разглядывал свою изорванную мантию. — Я… — Он зачем-то попытался приставить к боку свисающий лоскут, скривился и отдернул ставшую красной ладонь. — Не смогу быть вам… — губы его быстро бледнели, — полезен. Жаль. Должно быть… — Хрууг откинулся обратно на воз, — вы на меня… рассчитывали.
Льячи отвернулся.
— Лекаря сюда! — гаркнул он. — Живо!
Его взгляд упал на группу дружинников, по которым пришлась очередь «Утеса».
Пятеро лежали неподвижно. Шестой пытался подняться, не замечая, что в плече у него зияет чудовищная дыра и рука, на которую он пытается опереться, на самом деле болтается на обрывках мышц и сухожилий. После очередной, пятой по счету попытки он наконец посмотрел вниз — и закричал.
Бум-бум-бум-бум!
АГС дергался в лапищах наводчика как живой.
— На раз-два, — скомандовал сержант Федорчук, — взяли!
Вместе со станком АГС-17 тянул на тридцать кэгэ, поэтому Переверзнев добавил в расчеты по дополнительному человеку. Но все равно, развернуться в узкой траншее было…
— А-а-а… — оказавшийся последним Хибулько заорал и, не выпуская ремень, начал биться задом о стенки траншеи.
Стоявший лицом к нему Федорчук успел заметить, как на их бывшей позиции полыхнуло прозрачное рыжее пламя — словно кто-то открутил огромную конфорку с плохо очищенным газом. Но пламя почти сразу же исчезло.
— Да перестань ты! — рявкнул наводчик, заглядывая за спину Хибулько.
— Там даже гимнастерка не прожжена, так, дымится.
Переверзнев озабоченно покосился вбок. Нет, обошлось. Черная шевелюра Федорчука мелькала на запасной позиции. Очередь! Старший лейтенант снова приник к биноклю. Черные дымки взвихрились между бегущих фигурок — и фигурок не стало.
— Ландин! — прокричал Льячи, перепрыгивая через упавшего дружинника. — Ты можешь их достать?!
— Я пытаюсь!
Сейчас Ландин троекратно клял себя, что был так невнимателен на уроках Шуумшина. И десятикратно — что впредь будет самым примерным учеником во всей замковой скулле. Ну и что с того, что владетелю он приходится даже не побочным сыном, а так, троюродным братом? Бывает, оказывается, и в нем, бездаре, нужда!
Но сейчас он не мог сосредоточиться на бегу. Приходилось останавливаться, хватать распахнутым ртом воздух, направлять силу туда, где вспыхивали несущие смерть огоньки, — и бежать дальше, потому что было слишком далеко. Слишком далеко для него.
— Постарайся сжечь ту штуку, что справа! — крикнул Льячи. — Ту, от которой черный дым!
Бегущий через человека от него дружинник качнулся назад, «поймав» шлемом пулю «Утеса» — и обезглавленное тело рухнуло на траву.
Старший лейтенант еще раз провел биноклем вдоль цепи. Может, тот, в начищенной кольчуге? Или этот, в черном? Или во-он тот мозгляк чуть позади? В этот момент мозгляк остановился, вытянул руку — и на склоне ниже окопов полыхнуло знакомое рыжее пламя.
— Полсотни метров от правого края! — закричал Переверзнев, высовываясь из окопа. — В синей куртке, держится сзади! Все — по нему!
В ответ звонко застучали автоматы десантников.
Когда вокруг начали вырастать фонтанчики земли и трое дружинников, бегущих впереди, разом, словно наткнувшись на невидимую преграду, отлетели назад и рухнули, как сломанные пугала, Ландин даже не успел толком испугаться.
Он замер на миг, метнулся влево — пулеметная очередь вошла ему в бок, швырнула на землю. Одна из пяти пуль пробила сердце.
Переверзнев опустил бинокль. Медленно досчитал до пяти, поднял ракетницу, еще раз нашел взглядом приметный светло-зеленый куст на обочине — и нажал на спуск. Красный огонек с шипением взмыл вверх.
Льячи успел услышать гулкий вздох впереди — а потом что-то жарко толкнуло его в спину. Он успел увидеть стремительно приближающиеся к нему голубенькие полевые цветочки — и наступила темнота.
Переверзнев выпустил еще одну — зеленую — ракету, и из-за гребня, ревя моторами, выскочили бээмдэшки. Они понеслись в поле, обходя остатки атаковавшей цепи, сошлись метрах в двухстах позади нее, резко развернулись и замерли.
Наступила тишина.
Когда из-за леса послышался давешний рев, сопровождаемый металлическим лязгом, Кьюди моментально бросил миску с недоеденной похлебкой и вихрем взлетел на чердак.
Хвала Керуну, их чердачное окно выходило как раз на дорогу, и он мог ясно видеть, как из-за поворота одна за другой выпрыгивают черные самоездные повозки ши.