Сереброликая Берегиня (СИ)

  Старосты славян, потоптавшись, расселись по лавкам. В дверном проеме показались созванные на вече старейшины из племен кривичей, веси, чудских, ильменских славян. Те, кто встречал княжичей, первые на вече, остальные ждали неподалеку. Земли славянские велики, много упорства, труда надо, чтобы покрыть тянущееся в дали расстояние.

  В общей численности собралось человек двенадцать. Последним вошел Батур, новгородский кузнец, его исполинская фигура заняла весь дверной проем, лавка жалобно скрипнула под тяжестью опустившегося веса, прогнулась. Ладко возбужденно скакал у крыльца, ему ходу во взрослые разговоры нет, так хоть рядом помаячит, поглядит, авось чего услышит даже. Гордость распирала грудь ребенка, неотрывный взгляд, полный обожания, следил за родителем, тятя такой важный, на вече его слова тоже спросят.

  Наконец все расселись, образовав полукруг. Лица обращены к северянам, умудренные жизнью зоркие пары глаз следят, взгляды острые, колкие, как у коршунов. Гнетущая тишина, повисшая в помещении затянулась, появилась неловкость, на лавках заерзали.

  Первым, поднявшись, и уважение выказал, и слышно речи будет громче, деревянные половицы тихонечко скрипнули, кашлянув, заговорил Хатибор.

  - Неспокойные ныне времена, - голос хозяина дома звучал негромко, но отчетливо, юлить не стал, сразу высказался прямо. - Племена земли делить стали, мир, да покой порушился, законы предков наших попрали, брат брата на бой смертный зовет, решают, кому Власть достанется. А что есть Власть? Закон? Испокон веку одни законы чтили, отцов, прадедов наших, Родом, Богом Богов завещанные, а ныне? Пришлые, незваные свои Законы, свою Власть выказывают, и стар, и млад, всех потчуют. Не разбирают по Правде, али по Кривде сие. Посему мы собрались здесь! Княжичи, в ваши руки народ вверяем, добровольно, потому как чтить наши законы обещались. Дабы мир хранить на землях предков наших, дабы правили вы нами мудро и справедливо! Ежель согласны, отзовитесь умом да сердцем, тогда скрепим договор по обычаям! Кровью! Что молвите, князья севера? Добро али расход?

  Ререк слушал, густые брови сшиблись на переносице, вид угрюмый, рассудительный. Медленно повернув голову к Синевусу, не все ж одному решать, взглянул на среднего брата, может чего приметил, услышал, что он пропустил, тот колебался.

  Тогда, поджав губы, повернулся к Трувару. Глаза младшего брата, почти всегда излучавшие подозрительность, сияют, рот дергается, вот-вот зубоскалить станет, сдержался. Голова немного склонилась, согласие, еле заметное, Ререк увидел, вздохнул, хоть кто-то ему помощник.

  - Что ж, - сказал Ререк, непоколебимая уверенность младшего доброе подспорье, - быть по сему, умом и сердцем принимаем Закон! Пусть каждый староста племен выкажет требования, что мы должны блюсти. Но и у меня есть слово! Безропотно только овцы следуют за пастухом, мы же не овцы и пастух не потребно. Закон ваш чутка подправим по нашему видению. Созовем после вече, обговорим, утвердим, дабы каждому по нраву было.

  В комнате загудели, потянулся ропот. Собравшиеся рьяно судили, в воздухе мелькали руки, потрясали, головы крутились от одного к другому, но северянин молвит верно, соглашаться единственно правильное решение.

  - Тихо! - Хатибор крикнул так, что нарастающее жужжание мгновенно смолкло, люди замерли, обратился к братьям, - Благодарствуйте, княжичи, за речи мудрые, справедливые! С дороги б вам отдохнуть не мешало. Посему на обдумывание времени понадобится хотя бы сколько-нибудь.

  - Будь по-вашему! - согласился Ререк, откинулся на спинку. Внезапно навалилась усталость, ломота в теле, сказывалось долгое плавание, качка, напряжение. - До завтра сроку обдумать хватит?

  - Более чем! Как ярило над головами встанет, можем собраться, на посвежевшее чело и решение мудрее придется. Добро?

  - Добро!

  Мужи, старосты поднялись с мест, разговор окончен, сроки оговорены. Славень поспешил, быстрыми, короткими шагами направился к северянам, поклонился, дал знак следовать за ним.

  Солнце висело в небе высоко, но лучи уже приобрели мягкий, золотистый оттенок, сообщая о близящемся вечере. Братья, привыкшие к суровым холодным дням на родине, впитывали кожей гостеприимное тепло юга, ласкавшее дуновением весеннего ветерка. Трувар больше остальных наслаждался щедротами нового климата и благосклонностью погоды, он всегда отдавал предпочтение жару костра, нежели вылазкам в морозные, заснеженные дни, чтобы пополнить продовольственные запасы. Будучи одним из лучших охотников, ему не представлялось возможности отказаться от очередного похода, но как же он любил возвращаться домой с многочисленной добычей, утомленный, садиться поближе к полыхающему костру, протягивать озябшие руки и чувствовать ласковое прикосновение теплых, согревающих потоков, невидимой дланью прикасающихся к кончикам его пальцев, постепенно перебирающихся к запястью, растекающихся по всему телу.

  В момент отплытия с родины, он часто возвращался к воспоминаниям минувших дней, неизвестность его не страшила, но толика грусти тяготила душу.