Середина. Том 2

Кали-Даруга совсем немного пристально наблюдала за спящим мальчиком. Его лицо осунувшееся с впалыми щеками, нынче еще отливало серостью кожи, точно сверху присыпленной бурыми родинками. Демоница резко подалась вперед, и, обхватив двумя руками щеки рао, приподняла с подушки его голову, и, склонившись как можно ниже, почитай уткнула свой взор в лоб. Голубая склера в третьем глазу Кали-Даруги, поместившемся отвесно надбровным дугам во лбу, нежданно покрылась золотыми нитями похожими на паутины. Те самые тонкие волоконца энергично выпорхнули из склеры и выстроились вертикально, обаче их кончики достигли самой кожи лица, замерев в непосредственной близи от нее. А миг спустя завершия волоконцев выпустили из себя легчающую голубую дымку, коя теперь облизала, окутала все лицо юноши и кожа на нем засветилась удивительной по виду голубоватой смаглостью.

— Господь… Господь Крушец, мой ненаглядный, милый мальчик, — очень трепетно произнесла Кали-Даруга, хотя голос ее ноне звучал не по-человечески, а не воспринимаемыми для людского уха щелчками, быстрым треском и стонами. — Что вы делаете? Вы же обещали вашему Отцу не мучить плоть. Недопустимо ее ноне изводить. Не нужно досадовать на Господа Першего, тем паче сейчас, когда он так утомлен и обессилен. Вы ему нужны, необходимы, и так было всегда. Господь… Господь Крушец, мой бесценный мальчик, знали бы вы, как ваш Отец вас любит. Как он переживал тогда, когда думал, что вы погибли на Зекрой. Как Он был потерян, опустошен, растерзан, ничем не интересовался. Он был разбит… Он страдал… И теперь, когда вы так открыто негодуете на него, Господь Перший это ощущая, наново страдает. Вы ему нужны, вы его драгоценная лучица, дражайший сын, бесценный Господь Крушец. Прошу вас. Прошу, мой любимый мальчик, Господь Крушец будьте милосердны к своему Творцу! Будьте благоразумны к собственной жизни!

Глава тридцатая

Кали-Даруга неспешно просунула руки в прорезы рукавов придерживаемой Минакой душегрейки и также медленно застегнула на груди крючок. С тем обаче не прекращая ласково поглядывать на сидящего на тахте мальчика, коему Толиттама, стоящая на коленях, завязывала плетежок на правом сапоге, укрепляя их как можно плотнее особенно на лодыжках.

— Я сам, — наново молвил Яробор Живко и недовольно зыркнул на апсарасу.

— Не надобно тратить силы, господин, — немедля вставила рани Черных Каликамов, принявшись оправлять на голове легкую материю, прикрывающую сверху волосы и укрепленную на венце. — Вам они понадобятся.

Демонице удалось найти те слова, каковые воздействовали на Крушеца и потому пробудившийся уже на следующий день юноша не ощутил давления лучицы. Он сызнова сплотился с Крушецом и теперь не чувствовал себя отделенным от той многогранности. Хотя порой позадь его головы едва зримо вспыхивало смаглое лучистое сияние, вероятно, все же лучица была чем-то недовольна или огорчена.

Арваша ступив позадь сидящего рао водрузила ему на голову венец, а Толиттама вопреки протестам зашнуровала и второй сапог, у которого плетежок располагался впереди и крепил меж собой стыки обувки, абы они плотнее удерживали голень.

— Господин, однако, должна вам пояснить, — мягко молвила Кали-Даруга и улыбнулась рао, поощряя той теплотой подниматься с ложа. — Что Господь Перший несколько утомлен и та его слабость может вас напугать. Впрочем, это не болезнь, которой подвержены люди, а иное состояние. Потому не пугайтесь. Как только вы побудите с вашим Отцом, чтобы умиротвориться, он отправится в особую комнату, дольнюю, коя находится на сумэ мальчика Господа Стыня.

— Улетит? — испуганно воскликнул вже поднявшийся с ложа юноша и как-то дюже нервно встрепенулся.

— Нет, не улетит. Сумэ Господа Стыня, как и сам мальчик находится на четвертой планете, — участливо произнесла демоница, и лицо ее зримо колыхнуло миловидными чертами. Немедля затрепетал второй язык на подбородке рани Черных Каликамов и значимо сузились два глаза притушив внутри черной склеры движение золотых лепестков света, понеже ее тревожило состояние мальчика.

— Стынь, — чуть слышно прошептал Яробор Живко и купно свел свои дугообразные русые брови так, лицо его стало хмуро-обеспокоенным. — Лесики считают, что Стынь не столько Бог, сколько дух. В верованиях отцом Стыня почасту называют не Першего, а Волопаса, Асила. Сказывают в преданиях, что дух зимы, снега и холода, Стынь сковывает льдом воду, осыпает снегом землю. Мрачный тот дух живет в подземном мире, а в подчинение у него морозы, бураны, метели. Он сын Смерти, Мары, Моры. Посему и сам порой выступает как гибель, смерть всего живого… Как глупо, разве нужно Стыню… Господу, сыну Першего, повелевать снегом или холодом. Думать о том, когда прислать на Землю морозы и вьюги, да кого в той метели губить.