Серена

– Ни в одной команде лагеря так не хромает дисциплина, – пояснил Пембертон, отрезая очередной ломтик от своего стейка. – Нам нужен человек, которого они побоятся разозлить.

– А если ему вздумается разозлить нас самих? – поморщился Бьюкенен. – Мало того что он осужденный убийца, так еще и угрюм и дерзок.

– Бригада не захочет отстать от начальника, который внушит им страх, – возразила Серена. – Я бы сказала, это с лихвой перевесит все недостатки светских манер.

Бьюкенен собирался было продолжить спор, но Уилки поднял руку, не дав ему заговорить.

– Прости, Бьюкенен, но в этом вопросе я на стороне Пембертонов.

– Похоже, мистер и миссис Пембертон вновь правят бал, – определил доктор Чейни, сохраняя непринужденно-светский тон. – Ваша жена, Бьюкенен, как я полагаю, снова планирует провести лето в Конкорде?

– Да, – коротко ответил Бьюкенен.

– Возможно, вы тоже соберетесь вернуться на лето в Колорадо, миссис Пембертон? – спросил Чейни. – Не сомневаюсь, семейная усадьба намного уютнее вашего нынешнего пристанища.

– Нет, подобных планов у меня нет, – ответила Серена. – Однажды покинув Колорадо, назад я уже не возвращалась.

– Но кто же присматривает за домом и поместьем ваших родителей? – удивился Уилки.

– Перед отъездом я велела сжечь усадьбу.

– Сжечь? – изумленно повторил партнер.

– Пламя действительно обладает прекрасным обеззараживающим эффектом, – признал доктор Чейни, – но, подозреваю, можно было обойтись и сожжением одних простыней.

– А как же лесные владения вашей семьи? – спросил Уилки. – Надеюсь, их-то вы не предали огню?

– Лесные участки я продала, – пояснила Серена. – Здесь, в Северной Каролине, эти деньги нужнее.

– Для совместного с мистером Харрисом предприятия? Ну разумеется, – кивнул доктор, откладывая вилку. – Несмотря на все его бахвальство, Харрис – старый хитрый лис, в чем вы наверняка и сами убедились, сведя с ним знакомство.

– Подозреваю, миссис Пембертон ни в чем не уступит Харрису, – заметил Уилки и изобразил учтивый поклон в сторону Пембертона: – Как и ее супруг. Я, со своей стороны, желаю им удачи в любых новых начинаниях, будь то с Бостонской лесозаготовительной компанией или с другим предприятием. Сейчас нам позарез нужны смелые и уверенные в себе люди, иначе мы никогда не выберемся из этой депрессии. – Широко улыбаясь, Уилки вновь повернулся к Серене; он был очарован ею – в точности как и Харрис при их первой встрече. В отличие от бостонских кавалеров, оба не выказывали в общении с ней ни малейшей опаски. Пембертон подозревал, что увядшие старческие гениталии деловых партнеров делали чары Серены менее пугающими, отодвигали их на недосягаемое расстояние.

– Уверен, что вы, Бьюкенен, испытываете те же чувства по отношению к вероятному союзу Пембертонов с Харрисом, – протянул доктор Чейни.

Бьюкенен согласно кивнул, но его взгляд был устремлен не на врача или Пембертонов, а в центр стола.

– Да, пока он не грозит небрежением нашему нынешнему партнерству.

Если не считать звона столового серебра, остаток основного блюда был съеден в тишине. Пембертон не стал дожидаться десерта и кофе, а положил салфетку на стол и встал.

– Кэмпбелл уже отдыхает, так что я сам схожу сообщу Гэллоуэю о его новой должности. Тогда к утру он будет готов принять бригаду, – заявил Пембертон и повернулся к Серене: – Встретимся в доме. Я ненадолго.

Проходя через контору, Пембертон заметил на столе два оставленных Кэмпбеллом письма, каждое с бостонским почтовым штемпелем.

Пембертон сошел с крыльца в летний вечер. Начинали перемигиваться светлячки: солнце уже опускалось за гору Бальзам. Вдалеке стонал козодой. Рядом со столовой в ржавой бочке прели остатки ужина. Проходя мимо, Пембертон швырнул в огонь нераспечатанные письма. Потом ступил на железнодорожные пути, которые помогал укладывать, и направился по ним к дальнему бараку, где Гэллоуэй жил со своей матерью. Все в лагере относились к старухе с большим почтением – видимо, из-за сына. Однажды Пембертон так и сказал Кэмпбеллу, пока оба наблюдали, как двое дюжих бородатых рабочих помогают старухе с затуманенными катарактой глазами подняться на крыльцо лавки.

– Это нечто большее, – не согласился Кэмпбелл. – Ей дано видеть то, что недоступно другим.

Пембертон фыркнул.

– Старая кляча настолько слепа, что не разглядит и собственного отражения в зеркале.

За все время, что они работали вместе, то был единственный раз, когда управляющий обратился к Пембертону без должного почтения, и ответ был язвителен и сух:

– Это совсем иное зрение, и оно не повод для шуток.

Гэллоуэй встретил хозяина лесопилки на пороге барака. На лагерном долгожителе не было рубахи, и взгляду Пембертона предстала бледная кожа, натянутая на плечах и ребрах, а также на парных узлах мышц груди и живота. Вены на шее и руках отдавали варикозной синевой, словно плоть Гэллоуэя была не в состоянии сдерживать мощный прилив крови. Его тело, похоже, вообще не умело расслабляться.

– Я пришел сказать, что уволил Билдеда. Теперь ты – новый бригадир.

– Так я и подумал, – уронил Гэллоуэй.