Сережкины истории. Детство

С Вокзальной магистрали наша семья переехала в Первомайский район и поселилась недалеко от железнодорожной станции Инская в двухэтажном деревянном бараке.

В коммунальной квартире, рассчитанной на трёх хозяев, нам досталась угловая комната, где было два низких окна и жаркая угольная печь. Еду готовили в большой кухне, за каждой семьёй был закреплён отдельный стол. В начале коридора находилась пахнущая сыростью и мылом ванная комната.

Я просыпался рано утором под звуки государственного гимна, торжественно гремевшего из радио, и мы, одевшись потеплее, бежали с мамой через ночь и вьюгу на электричку. Возвращались домой тоже затемно.

Нашими соседями была семья Морозовых, состоявшая из родителей и двух мальчиков. Старший, Лёха, был моим ровесником. Знакомство у пацанов протекает по своему сценарию. Первым делом нужно определиться, кто будет главнее. Мы с Лёшкой молча зашли за угол барака. Дул колючий февральский ветер. Он с ухмылкой ударил меня кулаком в плечо. Я взвесил свои шансы на победу – их было больше, чем у противника. Но вот цена, которую мне пришлось бы заплатить, меня не устраивала. Наверняка мы стали бы барахтаться лицом в сугробе, а по всему телу разлилась бы противная ломота от набившегося в рукава и валенки снега. И всё ради чего?! Заискивание побеждённых вызывали во мне жалость, азарт первенства был пока незнаком. Поэтому я сдался без боя и сожаления.

Впоследствии ради сохранения добрых отношений я часто поступался собственными интересами, со временем это даже превратилось в привычку, от которой вынужден был избавляться.

Некоторые решения, словно железнодорожные стрелки, могут увести нас далеко в сторону от намеченных целей или же вообще на долгие годы отправить наш поезд в тупик. Но так или иначе всем, что происходит с нами сейчас, мы обязаны самим себе. Но тот детский выбор всё же наш и ничей больше, что бы там ни вопило уязвлённое самолюбие.

Пуля

Я ходил в детский сад «Золотой петушок» на улице Урицкого. К нам на утренник, посвящённый 23 февраля, пригласили двух военных. Они сидели в раздевалке на низких детских лавочках, высоко задрав колени, и смеялись над чем-то своим. Пока мы стояли в коридоре и готовились строем войти в празднично украшенный зал, я краем глаза наблюдал за курсантами. Слева от одного из них на скамейке лежало что-то продолговатое и широкое, бронзового цвета. Поскольку штуковина с виду была бесхозной, я набрался смелости, подбежал, быстро схватил её, и мы тут же дружным строем двинулись на праздник. В руках я держал тяжёлый, холодный и очень приятный на ощупь предмет. После утренника я много играл с ним, то прижимая его к щеке, то подкидывая вверх.

Однажды вечером отец сильно удивился, обнаружив то, что я принёс домой с того самого утренника. Похоже, это был патрон от девятимиллиметрового пистолета Макарова, который выкатился из кармана нерадивого военного и тут же оказался в кулачке любопытного ребёнка. Папа любил рассказывать эту историю нашим гостям. Он даже позволил мне несколько дней поиграть с опасной находкой, предупредив, что в печку пулю бросать не нужно, и я не бросил.

Матерщинник

Как только мне исполнилось пять лет, я сказал соседским пацанам, что стал взрослым и теперь мне можно ругаться матом. Они не поверили, и тогда я, отойдя от нашего барака подальше, начал демонстрацию. Веселье длилось недолго: мои товарищи бросились врассыпную после того, как отец ловко поймал меня за ухо. Откуда папа узнал о моём выступлении, до сих пор остается загадкой.

В наказание он запер меня в тусклой ванной комнате, на стенах которой висели тазы и мочалки, а в воздухе стоял удушливый запах хозяйственного мыла. Через пятнадцать минут, смекнув, что хуже уже не будет, я начал протест с тематического стихотворения:

– Сижу за решёткой в темнице сырой.

Вскормлённый в неволе орёл молодой…

Когда стихи закончились, в ход пошли песни. Примерно через час я исчерпал весь свой репертуар. Единственным слушателем моего выступления оказалась мама, она же освободила меня из-под стражи.

– Выходи, «орёл молодой»! – совсем не сердито позвала она. – Папа уже давно уехал на работу.

Гудрон

Гудрон – это чёрная, блестящая масса без вкуса и почти без запаха. Им заливали швы на асфальте, дыры в вёдрах и щели в бетоне. В дни моего детства жевать гудрон было делом обычным. Требовалось найти несколько чёрных застывших подтёков, отломить и отправить их в рот. Если гудрон был пыльным, следовало трижды сплюнуть, чтобы бактерии не попали в живот, на этом профилактика острых кишечных инфекций заканчивалась. Вначале всегда твёрдый, после интенсивного разжёвывания гудрон размягчался, становясь по консистенции похожим на обычную жвачку.