«Вчера Маркус сам завел речь о разводе. Началось с того, что он сказал: «Я вижу, тебе тут тоскливо. Верно, тебе хотелось бы жить в Стокгольме?» – «Да, хотелось бы, – сказала я». – «Но отчего? Театры, общество и прочее?» – «И театры тоже, – сказала я, – но не это главное. Главное в том, что я не люблю тебя и жить с тобой для меня мучение». – «Не люблю», – передразнил он меня с той своей отеческой, снисходительной усмешечкой, которую я всего пуще ненавижу. – Лидия, милая, я уж почти старик, но, право же, не идиот. Разве я когда спрашивал тебя, любишь ли ты меня?» Нет, тут надо отдать ему справедливость. Такого вопроса он мне никогда не задавал. Для этого он слишком умен.
Потом он сказал: «Мы и прежде заговаривали о разводе. Я многое передумал, и вот что я тебе могу предложить. С нашей Марианной я разлучиться не в силах; она останется тут. Ты же свободна. И я назначу на твое содержание пять тысяч в год, но при условии: три месяца ежегодно ты должна проводить тут – два месяца летом и один после Рождества. И в эти месяцы все меж нами будет оставаться как прежде». Я ответила: «Я рада-радешенька была бы двум тысячам в год, только бы без всяких твоих условий».
Он ничего не сказал, а сам ушел к себе и заперся на ключ в кабинете. Уж не думал ли он, в самом дело, что я стану к нему ломиться?.. Но, кажется, я сама решилась. Нет, пока я ничего, ничего не знаю…
Лидия».
На другой день пришло новое письмо.
«Да, я решилась. Нет такого закона, чтобы вынуждать женщину жить под одной крышей с мужем, когда она того не хочет. В свою очередь, и он, конечно, вовсе не обязан ее содержать. Но у меня лежат три тысячи в банке, отцовское наследство. И у меня есть драгоценности. Я получила их в подарок, они мои, и – ох, чуть было не сказала – я честно за них расплатилась… Ну да, я и расплатилась за них, десятью лучшими годами своей жизни я за них расплатилась – неужто мало? Жемчужное ожерелье стоит, я думаю, много тысяч крон. Так что долгие годы я могу не бояться нужды, и к тому же я, конечно, постараюсь сама зарабатывать, себе на хлеб какой-нибудь работой.
И еще одно, Арвид. Ты ради меня вовсе не должен думать о разводе. Как я раньше не хотела быть тебе в тягость, так и теперь не хочу. Только бы тебе было хорошо. И я постараюсь забыть, что у тебя есть жена, и дети, и свой, от меня особый мир. Выпадут же нам минуты, когда все, все позабудется и мы останемся одни в целом свете, только ты и я…
Лидия».
И еще через два дня пришло письмо: