Серьезные люди

— Васька выскочил без спросу на лестничную площадку, что-то в мусоропровод потащил. А там его ожидал похититель. Женщины выскочили, но было уже поздно, лифт оказался внизу, а у подъезда стояла черная «восьмерка». Там похитителя видела наша соседка, примчалась, рассказала. Машину мы уже «пробили». Обыкновенный угон, хозяина нет в Москве, сообщить в милицию было некому, вот так… А сейчас ждем от Кости или от Петра известий о тех, кто в последнее время покинул зоны и мог оказаться в Москве. Зовут похитителя Михаил. По нашим предположениям, у него была характерная наколка на пальцах и правой руке, мы имеем дело с особо опасным преступником, отсидевшим, как минимум, двенадцать — пятнадцать лет.

— Особо тяжкие… — вздохнул Гордеев.

— Вот именно. Давай-ка, Антон, быстро вспоминай, кто из убийц, насильников там, бандитов мог иметь против тебя зуб? Причем серьезный?

— Ты понимаешь? — Антон задумался. — Даже двенадцать лет назад, не говоря о пятнадцати, меня не было в Москве. Африка, над которой господин следователь изволил потешаться, уже закончилась. Сербия, Чечня? Только там можно искать концы. Но мы ж были, ты сам понимаешь… никакой афиши, и все документы — подлинные, естественно, сам понимаешь откуда. А с детьми я никогда не воевал, так что и месть не по адресу. Но это против меня, точно. Михаилом зовут? А фамилия?

— Здрасьте, — огрызнулся Турецкий. — Может, еще и фамилию? И адрес? Вот ждем, должны позвонить… Видишь, даже аппарат пронес. Там, внизу, вертухай попробовал отобрать, мол, не положено, а я предложил ему позвать старшего. Тот пришел, узнал меня: «Сан Борисыч!», — «Иван Терентьич!», — ну и приказал пропустить. Я ж тут столько времени со своими подследственными провел! А в девяносто первом сам сидел в ожидании высшей меры, да сбежал, нашелся верный надзиратель, из стариков. Бардак же был везде. Ну, что ж они не звонят?

И когда сказал, у него зазвонил мобильник. Турецкий быстро поднес трубку к уху:

— Слушаю, Петя! Ты где, у Меркулова?

Услышав фамилию, Никишин только головой покачал: ишь, какие силы задействовали. Но лично для него это пока не играло роли, ему должен был приказать Ясников, а тот пока молчал.

— Повтори фамилии! Запоминайте, — Турецкий показал рукой Гордееву и Плетневу. — И все три — Михаилы? Надо же! Так, Просекин… Рогов… Лопушанский… Понял… Кому шестьдесят? Рогову? Отлично. Адрес есть?.. Неважно, пусть будет старый… Какая? Мурановская? Знаю, это же в Бибирево, там все эти — Хотьковские, Абрамцевские, Мурановские… — он посмотрел на словно окаменевшего Плетнева. — Где-то совсем рядом с тобой, Антон… Дом говори! Девятнадцать — тридцать шесть, ясно, спасибо, Петя. Примерно представляю, там близко кинотеатр «Будапешт», по-моему? Да Антон должен по идее знать, в его ж районе… У тебя ж десятый дом? — Антон кивнул. — Постой! — у Турецкого мелькнула мысль. — А где Костя?.. Привет еще раз, — хмуро сказал Турецкий. — Чего-то хочешь Антону сказать? Сейчас передам трубку. Ну-ка, пусть Петька быстренько глянет, где там Антон справедливость устанавливал?.. Адрес… Ага, пять лет назад. А он здесь, на… — и протянул трубку Плетневу, говоря: — И ты вспомни, где ты отыскал тех насильников?

Плетнев растерянно кивнул и взял трубку.

— Антон, — услышал Плетнев, — постарайся держать себя в руках. Ты уже, считай, на свободе. Я говорил с прокурором, покончат с формальностями и выпустят. Речь о другом. Твоему сыну, запомни, Плетнев, мы пропасть не дадим! Я сам рыть буду, пока не загрызу этих шакалов! Еще раз говорю, держи себя в руках, не переживай, к сожалению, никто из нас не застрахован, однако живем и — работаем. Вот так! Дай Саню.

— Спасибо, Константин Дмитриевич, — Антон вздохнул, не то чтобы с облегчением, но все же тяжкий груз стал словно бы сползать с плеч. — Сань, тебя.

— Да, Кость? Петька поедет? Нет, пусть обязательно возьмет с собой «собровцев», этот серый волк опасен. Особо опасен… Вот когда возьмем, тогда и узнаем, кто ему помогает, Вахтанг или еще кто-то другой…

Турецкий быстро взглянул на Никишина, и тот не успел спрятать растерянный взгляд, когда прозвучало имя Вахтанга. «Вот вам и решение задачки… — сказал себе Турецкий. — Однако же крепко они его боятся. Интересно, за что?»