Серьезные люди

— Не надо, — остановил его Александр Борисович, — вот возьмем его и спросим. А он — скажет. Все расскажет. Соловьем, мерзавец, заливаться будет! А лично вам я по-свойски хочу напомнить, что ничего не забываю. Ни угроз, ни благодарности. Так что работайте, младший советник юстиции. Антон, пока, а мы побежали, держись! И — никакого раздрая, да, Юра? Все будет жестко!

Адвокат с улыбкой, подмигнув Плетневу, кивнул и пожал ему руку.

У двери Турецкий поднял кулак — «Но пасаран!» — хорошо известным в прошлом уже веке жестом испанских коммунистов, широко распространенным, к слову, и в Советском Союзе…

Глава девятая Рогов, Султанов и др

Рогов загнал «восьмерку» во двор, под навес у сарая, так что со стороны улицы ее не стало видно. Отворил дверцу машины, высунул наружу ноги и закурил привычный «беломор». Тюремные привычки — самые крепкие, кажись, загляни в любой киоск — глаза разбегаются, а вот цены останавливают. Вот и шаришь в поисках привычных папирос либо «примы», бычок которой так славно дотлевает в пальцах. За своей спиной, на заднем сиденье, он услышал шевеление и сдавленный стон, но тоненький. Мешок, лежащий на сиденье, задвигался сильнее.

«Вот же волчонок, — с некоторым даже одобрением подумал Рогов, — бойкий пацан, быстро отошел, однако…»

Свою охоту он вел уже не первый день, все ждал, когда подвернется случай, поможет удача. И получилось так, что лучше и не придумаешь: малец сам полез в руки, как же было не воспользоваться таким фартом!

Вернувшись домой после двенадцатилетнего отсутствия, Рогов был, в буквальном смысле, раздавлен новым несчастьем, обрушившимся на его полысевшую на зоне голову. Ну, то, что в его квартире пятый год уже проживала чужая семья, которая, как уверял хозяин, была им лично куплена у сына Рогова — Владимира, и хозяин имел все необходимые документы, с этим спорить было трудно. Понимал Вовка, что не имеет права продавать квартиру, покуда жив еще его отец. Вот отсидит тот свой срок за убийство неверной жены и ее любовника, выйдет на свободу, — куда ему голову приклонить? Очевидно, здесь было какое-то жульничество, которое теперь, по прошествии пяти лет, доказать трудно. Но можно, если бы… Если бы был жив Вовка…

Сердобольные соседи рассказали Рогову, что парень, оставленный отцом одиннадцатилетним пацаном, за которым приглядывала бабка его, после смерти последней, пять лет спустя, покатился было по кривой дорожке. Дружков завел, собирались в его квартире, чем там занимались — неиз—вестно, но пьяным парня видели нередко. И аг—рессивным, к тому же. Но после того, как его несколько раз вызывали в милицию и проводили соответствующие беседы, вроде он остепенился. Надолго ли, никто не знал.

А потом произошел тот кошмарный случай: по ту сторону Череповецкой улицы, в лесопитомнике, был обнаружен труп молодой еще женщины. По заключению судебно-медицинской экспертизы, она подверглась групповому изнасилованию, а потом была зарезана, истерзана ножом. В питомник ее, видно, привезли уже мертвую, бросили и присыпали листвой.

Нашлись свидетели, которые ее знали и указали адрес проживания, а в почтовом отделении сообщили, что она в день своей смерти получала письмо от мужа, который находился где-то в зарубежной командировке, и с почты сразу направилась домой, так и сказала, добавив, что ее маленький ребенок ждет. Ушла, вероятно, темными дворами, где ее и перехватили преступники.

Одним словом, следы вывели в квартиру на первом этаже, в которой проживал молодой парень, на которого в свое время постоянно жаловались соседи. Это и был Вовка, сын Рогова. Это он с дружками, такими же оболтусами, или с одним дружком, кто знает, следствием не установлено, мог совершить насилие. Но чтоб убивать, — в этом все сомневались. Беспутный — да, но не убийца. Он и дружков назвал своих, их допросили, но те ни в чем не сознались, а прямых улик у следствия не оказалось. Отпустили. Похоронили погибшую женщину за государственный счет, а сынка ее малого в детский дом отправили. Вот так все было.

Уже и забывать стали, когда вдруг явился муж покойной. Видя, что следствие так ни к чему и не привело, а подозреваемые хоть и были, но за недоказанностью отпущены, этот Плетнев решил сам провести свое следствие. Первым попался дружок Вовки, который скоро во всем сознался и указал на сообщника — Вовку, естественно. Ну, а тот поупрямился, да тоже признал свою вину и даже подробно рассказал, как все происходило. Ну и… простились оба с жизнью, суров оказался тот Плетнев. А потом и его осудили, поскольку доказательства, которые были им представлены следствию, не были приняты в суде как добытые под давлением и с применением насилия.

Но только осудить-то его осудили, а попал он вместо зоны в психбольницу, откуда через три года его и выпустили.