Глеб расслышал, с какой старательной грубоватостью Колька говорит об этой женщине и ребенке, и улыбнулся. Его друг никогда ничего не боялся, а теперь вот… Теперь он явно боится показать, что у него на душе. Но и скрывать этого не умеет.
– Ты подожди перебираться, – сказал Глеб. – Может…
– Что – может? – не понял Колька.
– Нет, ничего. Ты к нам хоть зайди, когда приедешь.
– Ладно. – Колька невидимо улыбнулся. – Хорошо мне, Глебыч. Знаешь, как хорошо…
– Знаю.
Конечно, Глеб не знал всех новых и, прямо сказать, неожиданных обстоятельств Колькиной жизни. Но то, как хорошо его другу, он понял сразу. Ему и самому было так же хорошо, от того же ему было хорошо, потому он сразу чувствовал это даже в посторонних людях, а уж тем более в Кольке.
И, конечно, Глеб не стал говорить о всяких других обстоятельствах, которые стали ему известны совсем недавно и были не менее ошеломительны, чем Колькины.
Галинка позвонила Глебу вскоре после Нового года и сообщила, что везет Надьку в Германию, поэтому два дня ее дома не будет.
– И потом меня там тоже не будет, – помолчав, добавила она.
Глебу показалось странным, что Колькина жена зачем-то сообщает ему о своих поездках. О них и Колька имел самое приблизительное представление, а Глеб-то и вовсе был ни при чем.
– Опять в командировку поедешь? – из вежливости поинтересовался он.
– Никуда не поеду. Глебыч, – каким-то совсем уж странным, почти испуганным голосом сказала Галинка, – а твоя… Твоя жена, она как, насовсем твоя?
Чтобы Галя Иванцова задавала такие детские по бестактности и неловкости вопросы, да еще испуганным тоном – этого просто быть не могло!
– Совсем, – сказал Глеб.
– Ты извини, что-то я… – смущенно пробормотала Галинка. – Просто понимаешь… Я пока буду жить в квартире, где она раньше… В общем, я буду жить с Игорем Северским, – выговорила она наконец. – Так уж вышло, Глебыч.
– Как с Северским?! А как же его Катя?.. – Глеб так растерялся от неожиданности этого известия, что даже не успел подумать, кого и о чем спрашивает. – Галя! – тут же закричал он, расслышав в трубке всхлипывающие звуки. – Галя, я просто идиот!
Она поплакала еще пару секунд и, всхлипнув последний раз, сказала:
– Не знаю я. Ничего я не знаю. Катя… Она ведь родила уже, наверное. И он, кажется, к ней поехал. Не знаю даже, куда. И спросить его не могла. Может, вообще ко мне больше не вернется… Я без него жить не могу, Глебыч, – растерянным, совсем уж не своим голосом добавила она.
– Галь, да все хорошо будет. Я же с ним поговорил все-таки, знаешь? Он очень порядочный человек и хороший даже, по-моему!
– Вот именно что порядочный, – вздохнула Галинка. – Женится на этой своей Кате, что тогда делать?
Что делать в этом случае Галинке, Глеб не знал. Он представил, что стал бы делать сам, если бы Ирине вдруг почему-то пришлось выйти замуж за другого мужчину, пусть даже и по каким-нибудь очень веским причинам, и его мороз прошиб от одного лишь подобного предположения.
Он молчал, не зная, что сказать. Галинка первой прервала молчание.
– В общем, – уже не растерянным, а обычным своим голосом сказала она, – если Иванцов тебе позвонит, скажи, что квартира в его распоряжении.
Наверное, следовало выполнить ее просьбу, но Глеб не смог этого сделать во время Колькиного звонка.
И теперь, глядя на карту Ростова Великого, он в очередной раз упрекнул себя за малодушие.
– Ты расстроился? – сразу спросила Ирина. – Почему?
Его поражало, как мгновенно она замечает малейшие изменения в его состоянии, настроении. Сам он никогда не придавал значения собственному состоянию и настроению. Думать об этом прежде, в пустоте своего одиночества, казалось ему странным, а теперь ему и подавно было не до таких пустяков. Он только удивлялся, что Ирине все это не кажется пустяками, и не мог поэтому скрывать от нее ничего из происходящего с ним.
И сейчас он тоже не смог этого скрыть.
– Я не хотел тебе говорить, – пробормотал Глеб, – но… В общем, Колькина жена, Галя, то есть теперь уже, получается, бывшая жена, она… Она мне звонила недавно и сказала, что будет жить с Игорем. С твоим Игорем… Бывшим, – совсем уж глупо добавил он и спросил, глядя Ирине в глаза: – Это очень тебе обидно? Это, может, еще неточно…
Глаза у нее были сейчас такие, как в ту первую их встречу, когда Глеб понял, что сквозь ее глаза, сквозь нее всю светится мир, весь как есть. И что вся она тоже мир – особенный, никому не понятный, а ему необходимый, как дыхание и даже больше, чем дыхание.
– Обидно? – Ирина улыбнулась. – Нет, совсем не обидно. Я ведь нечестна была по отношению к нему, на что же обижаться?
– Потому что… ты со мной?
– Нет, не потому. Это другая была нечестность. Мне трудно объяснить… Понимаешь, я решила, что счастье можно разделить на маленькие порции. Очень маленькие, на каждый день. Я счастлива была, когда мы с Игорем поженились, то есть мне казалось, что счастлива, но это я теперь понимаю, что только казалось, а тогда… Я глупо говорю, непонятно!