Серьезные отношения

Глеб по-прежнему сидел на вращающемся стуле перед монитором, а она стояла рядом. Он взял Иринину руку и подержал в обеих своих руках, как в лодочке, чтобы она успокоилась.

– Ты понятно говоришь, – сказал он.

Она в самом деле успокоилась, но руку не отняла.

– Мне стало достаточно спокойной жизни, – сказала она. – Просто спокойной, ровной. И я решила, что ему этого тоже достаточно. Я в своем спокойствии жила, как в коконе, и единственное, что меня не устраивало: почему Игорю неинтересно, что там в моем коконе происходит? А ему, наверное, другое было нужно… Какая она, эта Колькина жена? – спросила Ирина. И сразу спохватилась: – То есть мне это теперь совершенно неважно!

– Галинка какая? Не знаю, – пожал плечами Глеб. – Ну, бойкая, решительная, веселая всегда. – И тут же, вспомнив, как звучал недавно по телефону ее голос, сказал: – Хотя, может, мне это только казалось. Я ее мало знал, если вдуматься.

– Если вдуматься, мы все друг друга мало знали, – улыбнулась Ирина. – Совсем не то друг о друге знали. Выпьем за старый Новый год? Я шампанское купила.

– Выпьем, – кивнул Глеб. И виновато добавил: – Я и не заметил, что ночь уже. Заработался.

Он открыл шампанское, налил себе и Ирине. Пена потрескивала по самым краешкам бокалов, льдистый после недавней оттепели снег потрескивал, ударяясь в окно.

– Как странно… – сказала Ирина, поставив на пол пустой бокал.

– Что странно?

Когда Глеб смотрел на нее, ему казалось, что в жизни нет ничего странного. Он знал о жизни все, когда смотрел на нее.

– Я жила с Игорем много лет, твой Колька тоже жил со своей женой много лет, мы все думали, что иначе и быть не может. Ну, пусть мы обманывались, но ведь мы все-таки думали, что любим, а…

Она замолчала.

– А – что? – тихо переспросил Глеб.

– А как же те живут, кто вообще не любит? Вообще, понимаешь? Как они живут на свете? Просыпаются утром, и впереди целый день, а зачем он? И следующий день, и неделя, и месяц, и вся жизнь – зачем?

– Я не знаю. Правда, не знаю. Я же тебя люблю.

Он не обманывал ее – ни в словах о своей любви, ни в своем незнании, как живут те, кто не любит.

Это было для него теперь непредставимо.

Конец.