Серьга Артемиды

Актеры на стульях перестали обмахиваться бумажками и замерли. Люди со щитами из пенопласта все куда-то подевались. Пятясь, вновь появилась администраторша. Она улыбалась и делала взмахи рукой – мол, сюда, сюда!..

– Я знаю только тех Германов, – сказал Даня задумчиво. – Которые великие. Юрий Герман, между прочим, превосходный писатель! Алексей, который «Проверку на дорогах» снял, и Алексей-младший…

– Заткнись, – сквозь зубы перебила Настя. – При чем тут «Проверка на дорогах»?!

– Это какой-то другой Герман?..

– Я тебя убью, – пообещала Настя.

– Здрасти! – раздался твердый, громкий, уверенный и веселый голос – таким голосом говорят только начальники и только большие. – Я всем помешал, извините!.. Вы не обращайте на нас внимания, мы пробы посмотрим и уедем!

– Александр Наумович! – вскричал режиссер Эдуард так, словно само счастье явилось к нему сию минуту в душный, жаркий, пыльный, полный запаха пыли, пота и страха павильон. – Прямо честь для нас, я и не предполагал…

– Честь, честь, – снисходительно согласился продюсер Герман. – Мы мешать не будем.

– Да нет, это не тот Герман, – с досадой прошептал Даня на ухо Насте. – Совсем.

Она толкнула его в бок, сильно.

– Да, – словно спохватился «не тот» Герман. – Прошу прощения. Со мной вот сценарист приехал. Знакомьтесь – Антонина Морозова. Она на этом проекте не задействована, но сценарист превосходный.

Какая-то девушка в джинсах, кудрявая и хорошенькая, явно стесняясь, просеменила в центр съемочной площадки и встала рядом с продюсером.

– Здравствуйте, – сказала она.

Голос был приятный, нисколько не начальственный, чуть с хрипотцой, и Настя узнала именно… голос.

– Что? – сама у себя спросила она. – Кто?

– Ты чего, Насть?..

– Антонина послушает, а я посмотрю, – продолжал Герман. – Мы вон там сядем, ладно?

– Кофейку, Александр Наумович? Бутерброды, печенье, все есть!

– Тонечка, вы будете кофе?

Настя за штативами покачнулась – вдруг с ногами что-то сделалось. Наверное, ртуть. Еще в коридоре ей показалось, что она наглоталась ртути…

– Насть, ты что? Тебе плохо?!

Та быстро и бесшумно села на пол, привалилась к какому-то ящику. Сердце прыгало и моталось, словно потрепанная афиша на сильном ветру, нечем стало дышать, и вспотела вся голова.

Даня моментально опустился перед ней на корточки.

– Что такое?!

– Тише, – попросила Настя. – Я что-то… не могу.

Даня выхватил из кармана книжку, распластал ее и стал махать у Насти перед носом. Как ни глупо было это махание, но отчего-то оно помогло. Воздух вернулся, Настя судорожно вдохнула.

На площадке бегали, суетились, кричали.

– Может, пойдем на улицу? – предложил Даня, продолжая тревожно махать. – Ну их к шутам, эти ваши пробы!..

Настя придержала его руку. Стала на четвереньки и подползла к осветительному прибору.

– Видишь сценаристку? Которую Герман привез? Ну, вон ту, кудрявую?..

– Вижу, он только одну привез.

– Это моя мать.

Даня высунулся из-за ее плеча, посмотрел и снова начал махать на нее книжкой.

– И что? Очень симпатичная, по-моему! Или ты здесь… на нелегальном положении?

Ох, Настя и сама теперь не знала, на каком она положении – здесь и вообще на свете!..

Ведь это на самом деле ее мать.

Ее собственность, ее недоразумение и беда – мать ничего, ничего не смыслила в том, что представлялось Насте делом жизни!.. И не могла помочь! И поддержать не могла!..

Она с утра до ночи торчит на своей дурацкой нелепой работе и дома постоянно пишет что-то, таскает работу домой!..

…Выходит, она сценарии пишет?!

Какой страшный, чудовищный обман!

Вся жизнь, их общая жизнь – обман!..

– Насть, пойдем на улицу, – Даня крепко взял ее за плечо. – Мне тут… надоело.

– Иди, – сказала Настя, не слыша себя. Что-то уши заложило. – Я посижу пока.

– Да что случилось?! – зашипел он рассерженно, и тут закричали:

– Тишина на площадке!..

Выбежала Мила с хлопушкой, скороговоркой произнесла свою невнятицу, и двое на стульях, в центре светового круга, начали разговор.

Он: Я не знал, что она моя дочь.

Она: Она твоя дочь!

Он: Почему ты мне солгала про дочь?

Она: Я не могла иначе! Я не хотела делать аборт!

Он: Я не верю тебе!

Она (рыдая): Это твоя дочь!..

– Стоп моторы!..

На площадке было тихо.

Странное дело, сюда, в павильон, не просачивались никакие привычные звуки – не было слышно шума улицы, автомобильных гудков, гула толпы в коридоре, ничего.

– Ну что, Александр Наумович? Снято или еще один дублик?..

Герман поглядел на Настину мать:

– Ну что, Тонечка? Снято или дублик?..

Настя закрыла глаза.

Но тут же вновь открыла!..

– Воля ваша, – заговорила мать после паузы этим своим привычным, родным голосом с хрипотцой, – а в жизни так не говорят, Саша. Вы же все видите! Артистам так… неудобно, они же люди!

– Эт точно! – вдруг с тоской гаркнул тот, кто был «он». – Мы тоже люди!..

– Хорошо, а как? – вдохновился Герман. – Ну, напишите!.. Давайте, давайте! Перерыв!

– Перерыв на площадке!

Все задвигались и зашумели.

– Да не нужно никакого перерыва, – быстро сказала Тонечка. – Как написать? От руки? Или на компьютере?

Она полезла в сумку и проворно вытащила ноутбук.