Серьга Артемиды

– Идите туда, – приказала Эмма Львовна, оглянувшись. – Туда, туда, где мониторы! Здесь нельзя.

– Насть, почему Майданов такой маленький?! Он же всегда красавцев играет!..

На этот раз перед мониторами народу было значительно меньше. Аллилуев сидел перед центральным, смотрел не отрываясь, рацию держал у подбородка.

– Ой, привет! – обрадовалась Джессика. – Я тебя и не видала! Ты давно приехал?!

Аллилуев даже не оглянулся.

– Все, хорош поправлять, уже нормально, – сказал он в рацию. – Проходим без камеры, как репетировали. Пробуем. Все из кадра! Тишина на площадке!

– Тишина на площадке! – закричали в соседней комнате тоже.

Как-то в одну секунду на экране монитора никого не осталось, кроме стоящей девушки и сидящего на диване парня.

– Начали! – скомандовал Аллилуев.

Настя непонятно отчего вся покрылась «гусиной кожей».

Те двое после крохотной паузы стали говорить и двигаться. Девушка обошла вокруг стола, выдвинула стул с гнутой спинкой и уселась. Парень смотрел в сторону окна, хотя там не было никакого окна, а был человек со щитом из белого пенопласта.

Она: Я так долго ехала, вы, оказывается, теперь здесь живете!

Он: Уже давно.

Она: Мне сказали в редакции, что интервью вы не даете.

Он (язвительно): Уже давно.

Она: И мне не дадите?

Он: Не дам!

Она: Я хороший журналист! Правда! И напишу хорошо! Вы не понимаете! Сейчас так мало интервью с писателями! Вот с такими, как вы, настоящими.

Он: С чего вы взяли, что я настоящий писатель?

Она: Как это?

Он: Так это!

Пауза.

Девушка и парень смотрят друг на друга. Никто не двигается.

Аллилуев в рацию:

– Стоп!

Решительно вылез из-за стола и через секунду появился на мониторе.

– Значит, все нормально, – заговорил он, – нужно только немного усилить. Леночка, ты не просто просишь, ты немного ноешь, да? У тебя задание на спор – получить интервью у типа, который интервью не дает. Кондрат, а ты, наоборот, чуть поспокойней. Ты точно знаешь, что никакого интервью не будет, барышня тебя не интересует.

– Да, – сказал парень.

– Все, снимаем.

Кадр моментально заполнился людьми, которые пометались и исчезли. Выскочила Мила с полосатой «хлопушкой».

– Мотор идет!

– «Странная история с призраком», сцена тридцать четыре, дубль один! – скороговоркой выпалила она и хлопнула перед камерой.

Девушка обошла вокруг стола, вытащила стул с гнутой спинкой и уселась.

Она: Я так долго ехала, вы, оказывается, теперь здесь живете!

Он: Уже давно.

Она: Мне сказали в редакции, что интервью вы не даете.

Он (язвительно): Уже давно.

Настя, не отрываясь, смотрела в мониторы и в затылки сидящих перед ними людей. Джессика сопела рядом. Было очень страшно.

Те двое договорили до конца, и Аллилуев сказал в рацию:

– Стоп, моторы. Это было. Сразу еще дубль, технический.

И все сначала!..

– Вот это да, – то ли с восхищением, то ли с ужасом прошептала Джессика на ухо Насте. – Вот это работа!..

Потом переставляли камеры и снимали отдельно героя и отдельно героиню. Потом Аллилуев объявил, что следующей будет сниматься сцена тридцать восемь. «Перекостюма» нет.

– Чего нет? – спросила Джессика у Насти.

– Перекостюма, – пояснила на ходу Эмма Львовна, выбиравшаяся из-за монитора. – Это значит, герои не переодеваются.

Джессика покатилась со смеху. Аллилуев на нее оглянулся.

– Роза! – сказал он. – Привет. Как сама?

И, не дожидаясь ответа, принялся распоряжаться.

Так продолжалось до обеда.

Настя совершенно изнемогла от переживаний. Джессике быстро все надоело, и она ушла в вагончик, успев еще посокрушаться, что Кондрат Майданов «не такой, как в кино».

Обед раздавали под тем самым навесом, где утром были свалены мешки и коробки. Там организовали нечто вроде полевой кухни. На столах стопками стояли миски и кучами лежали ложки. К кухне моментально выстроилась очередь.

– А ты что думала? – спросила у Насти веселая Мила. – Что нас в ресторан повезут?

Настя сказала, что она ничего такого не думала, а просто странно. Полевая кухня с трубой, как на военных учениях или в походе!

– Да это еще вариант люкс, – сказала Мила. – Бери ложку и миску, а то сейчас все разберут! Это потому, что есть где ее поставить, кухню. А когда в центре города снимаем или в доме, никакой тебе кухни. Привозят «кинокорм», еду в пластиковых коробках и чай из термоса, вот тебе и весь обед. Пойдем вон там сядем, где не дует.

Настя с миской – в миске гречка с мясом и подливой, – пробралась за Милой в самый угол. Вокруг сидели, жевали, хохотали, перекликались, гремели ложками и мисками «настоящие счастливые люди». Те, кто делает искусство. Те, кто снимает кино.

– А где режиссер?

– Вон он, с оператором, видишь? Артисты отдельно обедают, но тоже не всегда. Сейчас холодно, им обед в гримвагены отнесли.

Гречневая каша с мясом оказалась так вкусна, что Настя моментально все съела и оглянулась на полевую кухню, к которой все еще стояла очередь. Попросить добавку было неловко.

– И что? – спросила она у Милы. – Так всегда?

– Что всегда? – не поняла та.

– Ну, вот… все, – объяснила Настя. – Дубли, потом камеры переставить, потом этот самый «перекостюм», потом опять дубли!

Мила засмеялась.