Сергей Дурылин: Самостояние

Дурылина беспокоит судьба Кадашевского храма, оставшегося без настоятеля. Незадолго до ареста Дурылин был избран — без его участия — настоятелем храма Воскресения Христова в Кадашах. Из тюрьмы он пересылает через брата Гошу два письма к Батюшке отцу Алексию и пишет брату: «Прочти прилагаемое письмо к Батюшке и немедленно его отправь к нему. Надо просить Батюшку, чтобы он решил Кадашевское дело. Ты поговори с ним. А затем надо, чтобы Кадашевские пришли к нему и он им указал, что делать. Так как это всё самое важное для меня дело и для моей судьбы — то возьми на себя довершить его: 1) отправить теперь же Б[атюшке] 2 письма, 2) выяснить, когда и какой решит, 3) если он благословит отнести моё письмо в Кадаши, то отнеси письмо, 4) вообще сделать так, чтобы Евг. Н. См[ирнов] побывал у него и выслушал его решение. Пожалуйста, сделай это»[278].

В Центральном архиве ФСБ России хранятся копии двух доносов на Дурылина. Один из них от 20 июля 1922 года подписан епископом обновленческой церкви Серафимом.

В заключении Секретного отдела ГПУ по делу С. Н. Дурылина от 24 октября 1922 года перечислены обвинения, которые ему предъявлялись. Он обвинялся в том, что «у него на квартире и в часовне часто собирались контрреволюционные элементы, которые занимались здесь распространением антисоветской агитации, поддерживали связь с Тихоном и под видом религиозных книжек и душеспасительных молитв распространяли среди верующих контрреволюционные воззвания. Дурылин являлся одним из самых видных антисоветских деятелей. <…> Вместе с другими попами он часто выступал с проповедями, в которых указывал, что вера в Христа попрана, что храмы ограбляются и верующие насилуются властью». Обвинялся он и в том, что при изъятии церковных ценностей оказал сопротивление. А также в том, что принял предложение берлинского журнала написать статью о русской церкви в период её обновления. Последнее обвинение было вызвано тем, что в руки ГПУ попало письмо Надежды Григорьевны Чулковой Дурылину. В письме она передаёт просьбу составителя Г. И. Чулкова принять участие в сборнике статей для Берлина о церкви, оговаривая: «конечно, без политики». Сообщает, что уже дали согласие участвовать П. Флоренский, Н. Бердяев, Н. О. Лосский, Л. П. Карсавин. Вывод заключения СО ГПУ был для Дурылина смерти подобным: выслать его в Туркестанский край на два года с обязательной регистрацией в Облотделе ГПУ, так как он «элемент политически, безусловно, вредный для Советской Власти» и оставленный в Москве, «имея обширные связи с миром реакционного духовенства», будет продолжать свою контрреволюционную деятельность.

Сразу после ареста друзья, знакомые, духовные дети начали хлопотать о смягчении его участи и об освобождении. Уже 21 июля 1922-го в ГПУ поступило ходатайство от Московского Политического Красного Креста, заместителем председателя которого в то время была Екатерина Павловна Пешкова. Сергей Михайлович Голицын, семье которого, как и многим в те годы, помогала Е. П. Пешкова, посвятил ей в своей книге «Записки уцелевшего» несколько страниц. «Увидел я её впервые, когда она с туго набитым портфелем в руках, красивая, эффектная, стройная, в кожаном пальто, в кожаном шлеме лётчика, вышла скорым шагом из подъезда курсов Берлица, села в коляску мотоцикла и покатила в сторону Лубянской площади. Она всегда ездила в ГПУ таким способом, хотя пешком пройти было два шага»[279].

Духовная дочь отца Сергия Дурылина Елизавета Васильевна Оловянишникова, профессор Московского университета, просит своего знакомого — наркома юстиции РСФСР Д. И. Курского отпустить Дурылина на поруки. Она пишет: «…ссылка равносильна для него смерти, а он бесконечно дорог мне, и только он ещё привязывает меня к жизни».

Георгий Николаевич Дурылин направляет М. И. Калинину просьбу об освобождении брата, так как «он крайне больной человек», состояние его здоровья очень тревожное, оно не позволило ему начать службу в церкви Воскресения Христова в Кадашевском переулке.

Письма с ходатайствами подписывают член коллегии Наркомпроса Варвара Николаевна Яковлева, зав. Музо Главнауки Борис Борисович Красин, член Союза писателей Анастасия Ивановна Цветаева, президент ГАХН профессор Петр Семёнович Коган, нарком Анатолий Васильевич Луначарский. Ходатайства «высоких просителей» возымели действие. По решению Комиссии НКВД по административным высылкам от 15 декабря 1922 года, куда в конце попало «дело» Дурылина, он был сослан в административном порядке на два года в Челябинскую область под гласный надзор ГПУ с разрешением отправиться «за свой счёт».

Параллельно с расследованием «дела Дурылина» были подвергнуты допросам в ГПУ и «поручители», но, к счастью, без последствий для них.

Е. П. Пешкова подписала 18 декабря распоряжение о необходимости уведомить Владимирскую тюрьму об освобождении Дурылина для отъезда в ссылку за свой счёт и разрешить ему явиться в Москву за получением бумаг из ГПУ.