Сергей Иосифович Гессен

«Неакадемичность» творчества Гессена проявляется и в том, что у него нет привычных частей системы философии, то есть нет как таковых гносеологии, этики и эстетики и нет самой системы философии, и в то же самое время есть произведения, рассматривающие гносеологические, этические, эстетические и социально-философские проблемы и имеющие своим конечным содержанием проблему человека исторического, совершенствующегося, как проблему, концентрирующую вокруг себя все остальные темы и проблемы. «Неакадемичность» творчества Гессена заключена и в самих темах его произведений – индивидуальная причинность или закономерность вместо индивидуальной свободы; трансцендентальный эмпиризм вместо трансцендентального идеализма и рационализма; философская практика или конкретная философия вместо философской теории. И это не просто вроде такой интеллектуальной игры или ради некоего внешнего эффекта своеобразия или философского своеволия, для Гессена за такого рода объединениями несоединимых понятий стоит попытка открытия новых смыслов, оправдывающих философию и философский подход в его разнонаправленных претензиях. «Неакадимичность» творчества Гессена в его открытости не просто к диалогу с русскими религиозными философами, а признание естественности и закономерности в эволюции своей философской позиции в сторону этого направления русской общественной мысли.

Уже само название первой серьезной работы Гессена «Об индивидуальной причинности» (Über individuelle Kausalität), защищенной им в 1909 г. во Фрайбурге в качестве магистерской диссертации[173], можно смело делать, и в этом также виден знак научной прозорливости нашего автора, своеобразным девизом творчества С. Гессена. В этой диссертации русский философ определяет свои научные приоритеты, которые останутся для него таковыми на протяжении всей его активной творческой жизни. Он указывает на то, что научное познание, хотя и претендует на то, чтобы быть образцом объективного познания как такового, быть единственно верным путем к овладению истиной, на самом деле охватывает исследованием только ограниченную область человеческого существования и деятельности, наивно предполагая, что закономерности одинаковы и должны функционировать везде и всегда. А иначе, какие же это будут вещи или события, мерилом которых выступают законы, иными словами, какие же это будут закономерности!

Поэтому и философия, не должна здесь следовать в фарватере такого менторства науки, не должна ограничивать свой опыт лишь сферой научного опыта, но должна видеть специфику этического, эстетического, религиозного опыта, а в конце концов и опыта исторического, и в то же время видеть не просто специфику закономерностей различных сфер, но постигать глубинное единство этих различных закономерностей в опыте личности, в опыте ее переживаний, в опыте ее становления, в опыте возрастания ее духовных сил и способностей.

Еще одной знаменательной для анализа творчества С. И. Гессена работой является его статья на смерть П. Наторпа (1924), с которым, что отмечается всеми без исключения его исследователями, у русского философа сложились особые отношения. Каковы же эти главные характеристики философской деятельности марбургского неокантианца, которые выделяются Гессеном и которые можно смело адресовать и в отношении характеристик его творчества? Прежде всего, это стремление к единству мысли и воли, творчества и жизни, слова и дела, когда творческая биография и биография жизни мыслителя неотделимы друг от друга, составляя неразрывное целое, свойственное истинным подвижникам духа. «Эта исключительная популярность Наторпа как писателя, – замечает русский философ, – объясняется не только существом защищавшихся им идей, но и общим характером его личности. Впрочем, эту последнюю трудно даже отделить от первых: главным свойством ее была благородная объективность, то, что немцы передают непереводимым словом «Sachlichkeit». Наторп не только высказывал свои мысли, они составляли все содержание его жизни. Отсюда внешнее однообразие его жизненной судьбы»[174].

Вторая не менее важная характеристика относится уже непосредственно к самому творчеству немецкого философа. Гессен указывает на то, что в отличие от своего марбургского учителя и коллеги Г. Когена П. Наторп не пытается сконструировать окружающий философа эмпирический мир, исходя из логики первоначала, но стремится в самой текучести и изменчивости эмпирического бытия найти и указать то, что связывает его с вечностью.

Первым серьезным испытанием на прочность для философской концепции Гессена, которая «оправдывает» эмпирию через ее связь с трансцендентальным началом, стала Первая мировая война. Для него, как и для большинства представителей русской интеллигенции, война стала шоком, потрясением. Ведь во врагов превратились бывшие учителя, коллеги, друзья. Кроме того, инициатором военных действий выступила именно Германия, то есть страна великих философских, педагогических и прочих культурных достижений.