Сергей Капица

В свободное время, взяв велосипед, решила проехать любимым маршрутом мальчика Питера: вдоль реки, потом мимо собора, потом по удивительной красоты мостам. Недавно прошел дождь, и Кембридж утопает в буйной майской зелени. Фиолетовые гроздья глициний свисают с металлических решеток, закрывая стены почти до верхних этажей, и тяжело колышутся от внезапных порывов ветра, источая предвечерний аромат. Вот по коротко остриженной лужайке пробежал дикий кролик, за ним другой, прилетела и замерла на старой груше любопытная малиновка. Мне кажется, что я попала в старую английскую сказку из той самой детской книжки, которую так любил читать Сергей Петрович и которую всегда хранил на полке в своем кабинете на Николиной Горе.

Вот он, этот дом, который, возможно, еще помнит своих первых хозяев. Хантингдон-роуд, 173. Тополя в конце двора, о которых с такой любовью писали Капицы в своих воспоминаниях, уже давно выросли и находятся в том почтенном возрасте, когда никакой тщательный уход за ними не поможет и они уже готовы завершить свой срок жизни.

На его стенах уже нет, как прежде, плотной пестрой листвы ветвистого плюща: в Англии появился запрет на него и началась упорная борьба за истребление даже побегов этого растения. Англичане привыкли следовать предписаниям.

Но по-прежнему на входной двери табличка: «Kapitsa House». В гостиной в тонких рамках старые фотографии семьи Капицы нескольких поколений. Они крепятся на специальных карнизах, протянутых вдоль стен. Так было заведено еще при жизни Анны Алексеевны, это была ее идея. Такие крепления не портят стены и придают комнате, где вся семья собиралась у камина, покой и уют.

Я тихонько поднимаюсь на третий этаж, в детскую. Не так много здесь осталось от обстановки тех дней: всего два чудом уцелевших стула, подарок Резерфорда на свадьбу Петру Леонидовичу и Анне Алексеевне. Сажусь на один из них и смотрю в окно. Прямо передо мной тот самый внутренний дворик, где так любили играть с друзьями Сережа и Андрей, где прошли их самые безмятежные детские годы.

Скоро застроят поля, расположенные за домом Капиц, местными властями уже принято соответствующее решение. И это, видимо, окончательно изменит облик дома.

Очертания теннисного корта почти сгладились. На его месте — идеально подстриженный стараниями новых хозяев газон.

Сергей Петрович очень любил теннис. По-видимому, всё, что было связано с этой игрой, напоминало ему этот английский дворик из детства. Почти такой же был построен на Николиной Горе рядом с его дачей. Он бережно сохранял его, даже когда уже сам не мог играть. Окна его кабинета на даче так же, как и здесь, когда-то отцовского, выходили во двор, на теннисный корт.

Как-то мы сидели в его кабинете на Николиной Горе. Он любил работать именно там и туда же обычно приглашал своих гостей. Только вместо английских тополей за окнами шумели могучие ветви старых подмосковных сосен, в которых вместо крикливых соек прятались белки.

Нам предстоял рабочий разговор, но он не торопился его начать. Мы молча слушали звонкие удары упругого теннисного мяча и приглушенные реплики игроков. Обычные для московского лета дачники. Возможно, они заставили его вспомнить, как раньше легко и непринужденно ему давалось все самое трудное в спорте: подводные погружения с нырянием в пещеры, управление самолетом… да, и теннис, конечно. Испытать себя, попробовать свои силы, а главное, получить от этого радость — вот в чем заключался его жизненный принцип.

— А вы играете в теннис? — как бы невзначай спросил он меня.

— Пробовала, но быстро устаю.

— Тогда и не начинайте.

— Почему?

— Когда заканчиваешь играть в теннис, то понимаешь, что его нечем заменить.

До самых последних дней своей жизни он сохранил азарт и кураж. И его воспоминания о прошлых годах всегда носили позитивный характер. Он любил повторять: «Самый лучший день — завтрашний!» «Tomorrow will be another day», — может, и так он говорил себе. Ведь часто он и думал на английском, особенно после общения с англичанами. Многие спрашивали его: «На каком языке вы думаете?» — настолько безупречен был его английский. На что каждый раз он отвечал по-разному — и улыбался. Наверное, в этот момент умудренный опытом профессор Капица снова был Питером…

Глава вторая «BACK IN THE USSR»

Переезд

В январе 1936 года Анна Алексеевна вместе с детьми добралась на пароходе из Англии в голландский порт Хук-ван-Холланд. Легкое снотворное помогло детям перенести неизбежную качку и невольные тяготы, связанные с переездом. Затем поезд доставил их в Берлин, где Сереже запомнился Лертский вокзал[16] с длинным навесом над путями.