Сергей Николаевич Булгаков

Обсуждение проблем философии науки сопровождается обстоятельными примечаниями, сносками и ссылками, дающими достаточно полное представление о богатейшем контексте идей и проблем этих разделов «Философии хозяйства» – реальных событиях, научных и философских дискуссиях, предыдущих работах автора, в той или иной степени примыкающих к данному исследованию[546]. Особо следует отметить, что для Булгакова не существует узко позитивистского понимания науки как естествознания, его в этом тексте в большей мере интересует социально-экономическая наука в ее эпистемологически-методологических особенностях.

* * *

Эпистемологические предпосылки философии науки в «Философии хозяйства». Исследование проблем философии науки Булгаков начинает с выявления природы Истины – главной категории теории познания в целом и «непосредственного предмета теоретического знания». Однако он сразу поясняет, что Истина (с большой буквы), как единая Истина, «чужда дискурсивному знанию, она для него трансцендентна», это только «идеал» знания. Она «запредельна истории», которая «вытягивается в бесконечный ряд дискурсии в области знания и действия», «практически единой истины нет», реально существуют истины реальных наук и частные исторические цели[547]. Таким образом, философ различает разные формы истины, соответственно сразу становится понятным, что определения «единая», «абсолютная» (что принято в современной гносеологии) – это понятия, относящиеся только к трансцендентной Истине и не могут быть применены к конкретным ее формам. Это существенно уточняет современные представления: то, что именуется «диалектикой абсолютной и относительной истины», не фиксирует двусмысленность термина «абсолютная истина» – как трансцендентной, религиозной или как полное совпадение с действительностью в отличие от понятия истины реального знания как конкретной, относительной и развивающейся.

Он убежден, что наука не может существовать без Истины и пользоваться только прагматическими критериями, это уведет ее в «дебри» релятивизма, что имеет место в современном ему прагматизме. Но философ вынужден признать, что прагматизм – это «важный симптом научного самосознания» современной ему эпохи как осознанная относительность научного знания, когда «одновременно с усовершенствованием научных методов, с углублением в логику науки» раскрывается и «инструментальный характер научных истин», а «научные теории получают лишь значения рабочих гипотез». Для него очевидно, что «наука действительно не имеет дела прямо с Истиной. Научное знание и не суммируется и не может быть суммировано ни в какой синтез, растущая специализация есть закон развития науки»[548]. Булгаков убежден, что «все научное знание только и может существовать в предположении Истины, но вместе с тем оно же само дробит эту единую истину на множество частных специальных истин.». И здесь он пользуется удивительно современной метафорой «сети»: «картина сети. и есть точное изображение взаимного соотношения разных наук. Последние, хотя и считаются лишь частями единой науки, однако ввиду необходимости разделения труда и специализации фактически ведут вполне самостоятельное и обособленное существование»[549]. Тем самым он предвидел полидисциплинарность и тенденцию ее роста, то, что он называл «множественностью научного знания» и уже тогда был озабочен быстро идущей специализацией знания, порождающей условность и относительность научных положений, – «вот проблема, которая требует философских разъяснений». Он считал наивной веру в «единое научное мировоззрение», на основании чего строились научные классификации Конта и Спенсера, тем более что в науке нет «естественной иерархичности», которая давала бы возможность подвести всю науку под единую схему.

Развивая эту мысль, Булгаков применяет активно используемое сегодня понятие научной картины мира, но при этом высказывает важную мысль: «Науки сами создают для себя объекты, установляют свои проблемы, определяют методы. Единой научной картины мира, или синтетического научного мировоззрения, поэтому быть не может. Каждая наука дает свою картину мира, установляет свою действительность. свой собственный космос, стремясь выработать законченную систему научных понятий»[550]. Одновременно он вводит и еще одно понятие – «стилизация», которая «свойственна не только искусству, но и науке как логическому искусству, творчеству из понятий». Она есть «сознательная предвзятость и преднамеренная односторонность в отношению к миру», именно поэтому каждая картина – это стилизованный образ действительности, создаваемый специфическим стилем отдельной науки, и поэтому он условен. Очевидно, что Булгаков применяет понятие стиля не в психологическом и не в художественном, но в методологическом смысле, имея в виду способ вычленения объекта и предмета науки[551].