Сергей Орлов. Воспоминания современников. Неопубликованное

…За стихотворный цикл, опубликованный в журнале «Огонек», Сергею Орлову была присуждена ежегодная премил журнала. По-моему, это была его первая литературная премия. Ранним январским утром мы приехали в здание комбината «Правды», но не столько за экземпляром журнала, сколько за гонораром. И потом долго и чинно завтракали в ресторане гостиницы «Москва». Сергей читал «Соловьиху» Бориса Корнилова, которого превосходно знал с довоенной поры. И так хорош был этот долгий и дружеский завтрак, эти белоснежные скатерти, этот хрусталь на столе, что нас не страшил даже жгучий январский ветер, который ожидал на улице.

Метель за всеми четырьмя углами
Такая, что не выйти за порог,
Как будто полюс Северный снегами
Обрушился с утра на городок…

Последний звонок

Я на ощупь протянул руку к телефонной трубке и сразу же узнал Сергея Орлова.

— Слушай, как называли между собою солдаты немецкий автомат?

— А полегче у тебя ничего другого не нашлось?

— Я серьезно спрашиваю, — Сергей начинал сердиться. — Не могу вспомнить… «шмассер»… «шмайссер»…

За окном, серел осенний рассвет, и в этом зыбком, скользящем и призрачном свете здание новостройки, возвышающееся напротив, казалось, медленно, как океанский теплоход, вплывало в маю квартиру.

— Ты что? — Нетерпение Сергея росло. — Пропал куда-то… Хочешь, я тебе весь стишок прочитаю?.. Сам все поймешь…

И деловым тоном начал читать стихи, которые обдумывал, надо полагать, не одну ночь и которые сразу же отбросили меня назад, в огненные сороковые.

Днем я никак не мог избавиться от смутной тревоги, внушенной мне этим новым стихотворением Сергея. Садился ли в троллейбус, заходил ли в Союз писателей, протискивался ли в вагон метро, временами — среди всей этой деловой суеты и человеческого многолюдья — я погружался в стихотворные строки. И хотя ни одной я не запомнил наизусть, они жили во мне зримыми образами, вернее — видениями. Вот я видел прозеленевший — в уродливых шишках и наростах — старокрымский лес, вот ручей в ложбине, слабо окрашенный кровью раненых партизан, кровью медсестры, которая только что стирала в этом ручье бинты…

Фельдфебель был из здешних мест —
Выслуживал, старался…
Он к ней наперерез
Без «шмайссера» поднялся…

Вначале мне показалось, что Орлов в давнем фронтовом эпизоде еще раз выразил свою главную творческую идею: все безвестное воистину величаво, если величавы и возвышенны цели, во имя которых гибнет человек. Но постепенно мне стало раскрываться и нечто иное. И я подивился душевной силе и личному мужеству Сергея Орлова, ибо он выразил в этих стихах и нестерпимо жгучее чувство беззащитности перед чем-то неотвратимым, я бы сказал, роковым… Орлов не хотел успокоительных слов — память войны не позволяла ему солгать в главных «проклятых» вопросах человеческого существования. Орлов не щадил себя, но он щадил близких и друзей, которых не всегда посвящал в эти свои мысли, которые, вероятно, возникали в нем помимо воли. Его духовный мир был необычайно сложен, и были у него тайны, которые он поверял только стихам.

Некоторые поэты, желая восславить героизм наших современников, вольно или невольно подменяют эстетические понятия «возвышенного» понятием «поразительного». И создают стихи, действительно поражающие внутренней пустотой. Орлов никогда не смешивал эти понятия. Напротив, он был твердо убежден, что поэзия не должна поражать других ни внешними эффектами, ни громкими и пустыми словесами. Однако его воин «без званий и наград» покорил сердца множества множеств не только этой своей рядовой судьбой, не и необыкновенной, «планетарной» славой.

И вот сейчас, возвращаясь к раннему звонку, в общем-то, обычному в наших дружеских отношениях, я думаю о том, как все-таки важен был этот звонок: он внезапно приоткрыл завесу над напряженной духовной жизнью, которой жил Орлов до последнего часа.

А стихотворение «Где вязы кронами сплелись…», посвященное Юлии Друниной, было опубликовано в посмертной книге Орлова «Костры». Добавлю: среди двухсот стихотворений, ранее неизвестных никому. Это и была самая непонятная и сокровенная тайна Сергея Орлова.

Осколок

Мне пришлось даже перевести дыхание, когда я взял в руки эту, казалось бы, потрепанную, обветшалую, но такую весомую книжицу. Обложка была разорвана, вернее — в центре зияла рваная пятиконечная звезда.

Я видел эти звезды не на музейных стендах, не в залах воинской славы, а там, под Выборгом и Сандомиром, Старым Козле и Градцем Краловым, видел возле убитых, сраженных наповал, залитых кровью, видел на обложках боевых уставов, на пачках писем… Такие рваные звезды оставляют снарядные осколки, бронебойные пули, шарики противопехотных мин, оставляет все то, что нацелено в грудь человека, в самое сердце солдата.