Сергей Павлов, Владимир Щербаков. Лунная радуга. Чаша бурь

И вот новый день: у крутого берега я ловил знакомую минуту показывалась бесшумная электричка, волна полого ложилась на гальку, голубоватый лес казался древним, сказочно живописным и притягивал к себе. Я подплывал к берегу, бросался на гальку, но все переменялось вокруг: и лес много терял в моих глазах, становился обычной рощей на взгорье, и на голой полосе берега, круто взбегавшего к его подножию, открывались рытвины, горы щебня на железнодорожном полотне. И все это заставило меня снова ждать встречи с той минутой: я уплывал в море и высматривал электричку. Вот она появлялась и словно чертой отделяла прошлое от будущего. Но с каждым разом впечатление становилось слабее... И с этим я ничего не мог поделать.

"Что необыкновенного нашел я в камере хранения?.." - думал я и бродил по берегу и искал парней, размышлявших о ней много дней назад. Их не было.

Я подошел к Жене, и мы стали собираться. У камеры хранения я остановил ее. Теперь, спустя восемь дней, должно многое проясниться.

- Подожди.

Подошел к знакомому окошку. Протянул квитанцию. Женщина была рядом со мной, только на ней было другое платье, белое с голубым поясом. За ней угадывалась неувядающая алая роза на столике. Темный контур цветка плавал над хрустальным стаканом. Старая мысль промелькнула опять. "Зачем им... этим... старые вещи, если они могут сотворить в мгновение ока все, что надо, - и более того?"

Я взял корзинку, откинул плетеную крышку. Розы были свежее, чем восемь дней назад. Но вчера выяснилось, что у Жени - день рождения. Я протянул ей букет. А голова была занята другим: что происходит? Женщина отошла от окошка, но я успел заметить, как белым огнем полыхнул ее гранат. Цветок как будто плавал над хрустальным стаканом, и столб света выхватил из тьмы голубой ковер, и мне послышался там шум моря. "Вот оно что! подумал я. - Им действительно нужны подлинные вещи. Пусть старые, но подлинные. Там у них, на другой планете, наверное, музей, лаборатория, что еще?.. Взамен они возвращают дубликаты, копии. Им это по силам. Просто!.."

И тут случилось то, что иногда случается со мной: пропало очарование голубой комнаты, женщины, алого цветка в хрустальном стакане, ведь я, наверное, добрался до сути. Как там, на берегу, где вечно будет пробегать на фоне леса поезд и, может быть, подарит кому-нибудь волшебную минуту, утраченную для меня. Не то чтобы я очень уж хотел огласить результаты моего эксперимента с розами, которые выглядели совсем живыми, такими же, какими я сдавал их восемь дней назад вот этой ворожее. Нет, но мне надоело играть в прятки. (Разве у меня нет сестры, похожей на эту незнакомку даже внешне?..)

Я говорил слишком громко, не без иронии, понимая, что только так и не иначе могу я выразить свое понимание событий и свою роль в них. Потом, когда память снова возвращала меня в этот солнечный день, я корил себя за поспешность. Но, допустим, я поступил бы иначе. Смог ли бы я чего-то достичь? Вряд ли...

Женя настойчиво тянула меня за руку - подальше от этого не нравившегося ей места. Она ничего как будто не замечала и воспринимала мою горячность спокойно. Но во время разговора, как я убедился позднее, ей не надо было искать смысл в моих словах - и она лишь живо улавливала интонации.

Подул ветер.

Всего на мгновение я отвел взгляд от знакомого окошка. Но этого мгновения оказалось достаточно. Взяв под руку ничего не подозревавшую спутницу, я шагнул к нему, уже понимая, что опоздал. Да, опоздал.

Я не верю своим глазам...

Передо мной белеет стена камеры, по ней разбегаются причудливые желто-зеленые узоры - отблески волн. На решетчатых створках красуется замок. Я осторожно провожу пальцем по темному холодному металлу. Замок покрыт пылью, и кажется, что висит он тут давным-давно. Быть может, это порыв ветра поднял пыль и надул сора в заржавленную скважину.

Медной тусклой проволокой к знакомому окошку прикручена табличка: "Камера хранения переведена в помещение вокзала". Женя недоуменно смотрит на меня, и выражение удивления в ее больших светлых глазах сменяется другим; она как будто подозревает сговор. В тридцати шагах от нас по-прежнему лениво и бездумно плещется море.

Танцы на голубой горке