Сергей Павлов, Владимир Щербаков. Лунная радуга. Чаша бурь

— Благодарю вас, Палмер. Вы очень нам помогли... По крайней мере, я на это надеюсь. До свидания. Прошу извинить за доставленное вам беспокойство.— Гэлбрайт сделал рукой что-то наподобие прощального жеста. Палмер молча смотрел с экранной стены — казалось, не верил, что все кончилось и он свободен. Лицо его медленно таяло в голубизне.

Гэлбрайт сидел опустив голову, будто изучая свое отражение в полированной крышке стола. Даже неподвижность не могла скрыть его озабоченности.

— Вот так,— произнес он, не повернув головы, но было ясно, что адресовано это Никольскому.

Тот ответил не сразу. Проводил взглядом исчезающее изображение Палмера, опустил глаза и стал смотреть на собственные руки.

— Интересно,— наконец произнес он с такой интонацией, словно хотел сказать: «Плохи дела, коллега».

— Забавно,— в тон Никольскому проговорил Гэлбрайт.

— Если хотите знать мое мнение, то... то я почти убежден,— непонятно сказал Никольский.

— Кентавр? — непонятно спросил Гэлбрайт. Не дожидаясь ответа: — Наши мнения совпадают.

— Тем хуже.

— Да. Тот редкий случай, когда разногласия были бы кстати...

— Странная зависимость,— хмуро пробормотал Никольский.— Чем больше фактов...

— ...Тем меньше смысла.— Гэлбрайт пожевал губами.— М-да, это... это как...— он с видимым усилием подыскивал слова,— как удар об стену головой.

— Но других фактов у нас нет.

— А что, если уговорить Палмера...

— Имитировать встречу?

— Да.

Никольский подумал.

— Я, собственно, не против, но... Во-первых, время. Во-вторых...— Он искоса взглянул на Гэлбрайта.— Вы все-таки надеетесь избавиться от... кентавра?

Пауза. Гэлбрайт медлил с ответом.

— Нет,— сказал он.— Уже не надеюсь. Решительно сбрасывать со счетов маску и грим я пока не намерен, но лучше приготовиться к худшему.

— Лучше к худшему,— одобрил Никольский.— В нашей практике это уже перестало быть словесным курьезом.— Он откинулся на спинку кресла.

— Любите спорт? — спросил неожиданно Гэлбрайт. Заметив быстрый взгляд собеседника, пояснил: — Мне любопытно узнать, как вам нравятся наши ковбойские состязания.

— Родео? Что ж, занятное зрелище...

— Говорят, вы отличный наездник и мастер лассо? Полинг, я обращаюсь к вам. Говорят, вы дважды были чемпионом?

Фрэнк посмотрел на шефа:

— Был. Когда участвовал в школьных родео.

— Говорят, вы непременный участник ежегодного «Большого родео» в Копсфорте?

— У меня просто вылетело из головы, что завтра в Копсфорте спортивная заварушка... Нет, ковбойский спорт я забросил, как только поступил работать в Управление.

— Напрасно.

— Забросил или поступил?

Гэлбрайт молча повращал глазами.

— Я понимаю, куда вы клоните.— Фрэнк подвигался в кресле.—1 Готов в Копсфорт хоть сегодня... Но, полагаю, нужен я вам не как призер «Большого родео», а как интервьюер, от пяток до подбородка нашпигованный скрытой микроаппаратурой.

— Нет,— сказал Гэлбрайт.— Никакой записывающей микроаппаратуры. И в этом смысле всякую самодеятельность строжайше запрещаю. Никаких спецбраслетов, пуговиц, медальонов, радиосигнализаторов, микротелемониторов. Понимаете? Ни-ка-ких! Обычная одежда спорт-смена-ковбоя. Широкополый стетсон, джинсы, ковбойка и пояс с обыкновенной — обыкновенной, Полинг! — пряжкой. Это все. В Копсфорт вас привлекло в первую очередь «Большое родео». Боюсь заглядывать далеко вперед, это «родео», однако, может вполне оказаться одним из самых ответственных в вашей жизни.

— Что ж, мне не впервые скакать без седла и раскручивать лассо. Но кто вам сказал, что я не почувствую разницы между быком и своим родственником? — Фрэнк сознавал, что говорит совсем не о том, о чем следовало бы сейчас говорить, но ничего не мог с собой поделать. Он находился во власти необъяснимого желания сказать шефу что-нибудь неприятное.— С моей стороны, было бы очень нечестно что-либо заранее вам обещать.

— Я не жду обещаний. От вас мне нужны сознательность и готовность. Иначе просто нет смысла затевать операцию «Копсфорт». Или «Большое родео»...

— Или «Кентавр». Или, может быть, прямо без маскировки: «Веревка для шурина»?

— Хотелось бы сразу внести предельную ясность,— устало сказал Гэлбрайт.— Вы, Полинг, вправе взять на себя копсфортовскую миссию только на добровольных началах, и никак не иначе. Ваш отказ, разумеется, нас огорчит, но мы поймем это правильно.

— Шеф, копсфортовскую миссию я, безусловно, беру на себя. И не столько из опасений вас огорчить, сколько по личным мотивам. К тому же посылать в Копсфорт для встречи с Нортоном кого-либо другого просто не имело бы смысла.

— Верно. Тогда в чем причина вашего... гм... смятения?

— Причина в том, что я предвижу, как все это будет. Признаться, шеф, я совершенно не в своей тарелке и... не могу заставить себя поверить в успех копсфортовской затеи. Это меня угнетает. Иметь дело с Нортоном вообще не слишком приятно. А тем более в таком его... качестве. В конце концов, я не специалист по кентаврам.