Сергей Павлович Королев

В какой-то мере правы и те и другие. Но сам Королев не принимал скоропалительных решений и то, что он считал своим, кровным, никогда не бросал, не передоверял тому, в ком сомневался. Преемником должен был стать Георгий Николаевич Бабакин, которого Королев знал с 1949 года. Сдержанный в суждениях, но твердый в своей позиции инженер приглянулся ему на одном из технических советов в НИИ-88, где рассматривался проект ракеты «112» и системы наведения ее на цель.

Разработал эту систему Бабакин с группой специалистов Института автоматики. Вскоре после этого последовал перевод Бабакина в Подлипки, в НИИ-88. В пользу Георгия Николаевича говорил и тот факт, что он принимал участие в разработке систем управления для зенитных ракетных комплексов в проектах «Буря» и «Даль», которыми руководил конструктор Лавочкин. Кроме того, Бабакина знал академик М. В. Келдыш, принимавший участие в разработке системы «Буря» и помогавший Королеву в решении теоретических вопросов и составлении научной программы исследований Луны, Венеры и Марса.

Но и в этом своем решении Королев был «скуп»: Бабакину он передал две темы — Е6 (аппарат для мягкой посадки на Луну) и В67 (аппарат для входа в атмосферу и мягкой посадки на Венеру). Официальное утверждение Бабакина в должности главного конструктора состоялось 2 марта 1965 года, но и до этого срока и после Королев сохранил за собой право консультанта.

Он часто встречался с Бабакиным, их беседы были долгими, касались разных проблем. Для «лавочкинцев», даже при огромнейшем опыте в создании авиационных и ракетных систем, многие аспекты создания космических аппаратов были в диковинку: небесная механика со своей спецификой; работа аппарата в условиях невесомости и вакуума; своеобразие тепловых процессов; отсутствие достоверных моделей Луны и Венеры. На такие встречи Королев непременно брал с собой нужных специалистов. В отличие от иных руководителей, он любил показывать своих помощников. Их знали в самых «верхах». Тем самым Сергей Павлович экономил время — на совещания порой вызывали их, а он использовал освободившиеся часы для работы в КБ. Он выдвигал думающих и инициативных, у него и в мыслях не было бояться за свой авторитет.

На встречах с «бабакинцами» разворачивалась дискуссия. «Королевцы» вроде бы вели споры между собой, обсуждая то одну проблему, то другую. Бабакин слушал и зачастую ловил на себе испытующие взгляды коллег из знаменитой фирмы. Кто ты, наш новый товарищ, каков твой конструкторский и инженерный уровень, что у тебя за душой, с каким человеческим багажом берешься за новое дело? Бабакин и его окружение чувствовали — к ним присматриваются, оценивают со всех сторон. И вот тут происходило самое интересное. Другие на месте новичков старались бы со всеми подружиться, побольше спрашивать, просить помощи (уже в самом «Помогите, пожалуйста» заложено отношение новичков к «зубрам»: я не заносчив и не упрям, признаю ваше превосходство). Невелика мудрость, но она гарантирует относительно спокойное вхождение в круг новых дел.

Сию мудрость Бабакин ведал, но не слишком ей следовал. Он расспрашивал Королева и советовался, когда в этом возникала необходимость, однако не задавал ни одного лишнего вопроса. Таким он был по натуре, таким хотел оставаться всю жизнь, ни под кого не подстраиваясь, ни перед кем не заискивая.

Королев сразу заметил эту черту характера своего преемника. Подумал: «Своенравен, горд. Наверное, к тому же и упрям». А потом ухмыльнулся про себя: «Разве и ты не такой, Сергей? Поладим…» Вскоре до него дошли слухи, что в бабакинском КБ «ропщут», не все ведущие инженеры охотно берутся за новую работу, высказывают сомнения в правомерности передачи им не свойственной для коллектива тематики, счтают нецелесообразным «идти в ученики» и многое начинать с нуля. У самого же Григория Николаевича сомнений «брать не брать» не было, и некоторых своих сотрудников он «принудительно» обязал заниматься соответствующими проблемами. А они были, и много. При проектировании системы посадки лунной станции были две взаимоисключающие модели поверхности Луны — обычная твердая поверхность и толстенный слой пыли, в котором можно «утонуть». Не все было ясно и с Венерой. Давление на поверхности планеты считалось равным примерно 25 атмосферам, а освещенность предполагалась крайне низкой, что-то вроде земных глубоких сумерек.