Сергей Павлович Королев

Встречи с Тихонравовым стали ежедневными, замы, отвечающие за те или иные работы, тоже присутствовали на этих «сходках». После многочисленных обсуждений в ноябре 1958 года Королев представил проект на Совет главных, который должен был принять решение об основном направлении работ на ближайшие годы. С самого начала обсуждения Королев настаивал на орбитальном полете. И убедил. Совет главных конструкторов утвердил предложение ОКБ-1 и принял решение о начале опытно-конструкторских работ по этому проекту.

Биография Сергея Павловича Королева с ее удивительными коллизиями, равно как и деяния главного конструктора первых ракетно-космических комплексов, вряд ли будут понятны во всей полноте, если ограничиться лишь изложением событий и фактов без привязки их ко времени — не вообще, а к конкретным календарным датам: дням, месяцам, годам. Тогда многое в событиях минувшего времени предстанет совсем в иных красках и тонах.

Едва человечество перешагнуло середину двадцатого века, как военно-политическое руководство США заявило: «Кто контролирует космос, тот контролирует и Землю». Мысль вроде бы вполне ясная, если толковать ее как некую перспективу. А если вернуться к концу 50-х годов и попробовать осмыслить слово «контролировать» с возможностями того времени? Здесь все упиралось в гриф «Совершенно секретно», не снятый с некоторых документов и по сей день.

От знающих людей мне доводилось слышать, что космический аппарат, получивший позднее обозначение «Восток» и имеющий несколько модификаций, стал пилотируемым кораблем в силу определенных случайностей. Вначале он замышлялся как спутник военного назначения, а попросту — разведчик, был оснащен фотоаппаратами, другим специальным оборудованием и спускаемой капсулой для возвращения отснятой пленки на Землю. Работа над спутником такого типа была в разгаре, когда Королева осенила мысль: если «выбросить» всю эту громоздкую и тяжелую «начинку», то в спутник можно посадить пилота. Вес и габариты позволяли это сделать. Ну а все остальное было, как говорится, делом техники.

Такова версия. Она в основе своей не слишком отличалась от того, что можно найти в записках Королева в правительство, в закрытых постановлениях ЦК и Совмина. Однако кроме версии существуют и документальные факты.

Как-то в беседе с М. К. Тихонравовым Королев посетовал: «Если военные не дадут нам работать по двум направлениям, они прежде всего накажут себя». «Пожалуй, — согласился тот. — Надо доказывать, не слезать с них». «Аксиому доказывать?» — сердился Королев. Оба они были убеждены, что есть две линии развития космонавтики: сугубо научная — исследование околоземного пространства и небесных тел, и военная — создание аппаратов для высотных наблюдений, разведки, дальней связи, навигации и т. д.

А что думали сами военные? Ответить на этот вопрос мог один из «причастных» — генерал Максимов, который в свое время работал военпредом в ОКБ Королева. С Александром Александровичем Максимовым, генерал-полковником, начальником Главного управления космических средств (ГУКОС) я был знаком давно. Знал хорошо и его предшественников на этой должности — генерал-полковника Андрея Григорьевича Карася и генерал-лейтенанта Керима Алиевича Керимова. Часто встречался с ними на полигонах, НИПах, в Центре управления, на заседаниях Госкомиссии, в неофициальной обстановке тоже. Лишних вопросов не задавал, хотя при откровенных служебных разговорах присутствовать доводилось. При очередной встрече Максимов показал мне любопытный документ — докладную записку Королева министру оборонной промышленности Устинову. В ней шла речь о создании спутника массой до трех тонн, который мог бы возвращаться на Землю, и орбитального модуля для длительного пребывания в космосе одного или двух человек. Датирован этот документ 26 мая 1954 года.

— Это была военная программа? — спросил я, удивленный датой. Ведь ракеты Р-7 тогда еще не было.

— А ты представь время, — ушел от прямого ответа Александр Александрович. — Кстати, о термине «холодная война» можно поспорить. Война была горячей. Только без огня. Конкуренция — тоже война. Жестокая. И хотя пушки не стреляли, их производили, и много…

Меня интересовала военная сторона космических программ. В зарубежной печати много писали о боевых, ударных, противоспутниковых, разведывательных системах. Все это делалось у «них». А у нас? Максимов как-то пообещал: «Уйду на пенсию, расскажу и воспоминания напишу, если сумею. Глядишь — все грифы снимут к тому времени».

Обещание он сдержал. Мы встречались у него на даче, в Челюскинской, что по Ярославке. Рассказывать Александр Александрович умел, и память у него была отменная. Да только поведать о многом не успел: сердце боевого генерала вдруг остановилось прямо на дачной платформе.

И все-таки ход и последовательность событий того времени установить удалось.