Сергей Павлович Королев

— Готовность тридцать минут, — раздалось в динамике громкой связи.

Королев бросил последний взгляд на ракету и направился к бункеру.

— Сергей Павлович, — окликнул его ведущий по кораблю-спутнику инженер О. Г. Ивановский, — разрешите при пуске быть в бункере управления.

Королев с недоумением посмотрел на Ивановского, недовольно передернул плечами и вполголоса процедил:

— Ну что ты с таким вопросом лезешь ко мне? Здесь распоряжаются военные.

— Военные не возражают.

Королев ничего не ответил и сумрачно посмотрел на стартовиков, которые уходили с площадки. Подошел Воскресенский, и оба быстро пошли к бункеру.

В репродукторе звучали подготовительные команды: «Минутная готовность!», «Предварительная», «Главная», «Подъем». Погасли транспаранты на пультах. Голос хронометриста начал отсчет секунд. Ракета пошла. Королев, сидящий за маленьким столиком неподалеку от перископа Воскресенского, провел ладонью по широкому лбу. «Пять секунд… Десять… Двадцать…» Не прошло и минуты, как Воскресенский резким движением повернул перископ сначала влево, потом вправо.

— Авария… Отстала боковушка, — произнес он сквозь зубы.

Королев побледнел, желваки заходили по скулам. Через толщу земли и бетона донеслись глухие взрывы. Королев направился к выходу, но дежурный офицер задержал его. Красная лампочка над массивной дверью предупреждала о запрете. Через пять минут все вышли наверх. В стороне, километрах в трех от стартовой площадки, поднимались черные клубы дыма.

Королев неподвижно смотрел на языки пламени, которые метались в этой черноте. Спазм сдавил сердце. Все, что еще несколько минут назад сулило большие надежды, во что было вложено столько сил, энергии, чему была отдана вся душа, — на глазах у главного конструктора пожирал огонь.

Королев собрал у себя в домике телеметристов, пусковиков и руководителей смежных КБ. Рассматривали ленты регистрации параметров носителя, обсуждали, высказывали предположения. Чаще других звучало слово «случайность». Сергея Павловича оно приводило в состояние нервного шока. Он упрямо крутил головой и резко махал руками:

— Случайностей быть не должно! Не-дол-жно! Вы понимаете меня? И никакой теории вероятности. Главное — ответственность при подготовке каждого пуска. И не пытайтесь меня убедить в обратном.

В тяжелых обстоятельствах, при неудачах особенно ярко проявлялась железная воля главного конструктора. Удрученность — да, но растерянности — не было. Упорство, знания и логика руководили им в таких ситуациях, и это придавало уверенность другим.

— Все остаются на космодроме. Новый корабль и ракету доставят через несколько дней. А пока есть время разобраться во всем. Причину надо найти. Вы поняли, что я говорю? — закончил он.

Следующий пуск тоже не принес большой радости. Королев, жаждущий получить положительные результаты как можно скорее, сдерживал себя. В экспериментальной работе он был терпелив и дотошен, требовал тщательного доведения всех систем и агрегатов, их безотказной работы и строго документального оформления всех испытаний. Это стало непреложным законом работы ОКБ-1.

ТУЧИ НА СОЛНЕЧНОМ НЕБОСКЛОНЕ

Начальственные игры. — Операция «Тополь». — Звездопад. — Сомнительные решения. — Нобелевский комитет ответа не получил

Многое в событиях минувшего времени станет понятным, если не обойти молчанием вечно волнующую проблему — взаимоотношения с высоким начальством. Успехи в делах космических, осуществление казавшихся фантастическими экспериментов в околоземном пространстве и на межпланетных трассах имели политическое значение, им придавался особый, «священный» смысл. Это обстоятельство имело свои плюсы — приоритетное финансирование, возможность «нажать» на другие предприятия, задерживающие разработку и поставку оборудования, получение всевозможных льгот для сотрудников головных КБ и НИИ. Но были и минусы — начальство всегда оставалось нетерпеливым, полагало, что если заставить разработчиков крутиться, то дела пойдут быстрее. Например, спускают сверху контрольные сроки: «до конца года», «не более шести месяцев», «уложиться в полтора — два года» и т. д. В такой неоправданной спешке, в непонимании реальных возможностей производства возникали практически непреодолимые трудности в договорах со смежниками. Те тоже не укладывались в волюнтаристские сроки, навязывали заказчику устаревшие модификации своих приборов. Все это рождало нервотрепку, ссорило людей, кто-то попадал в немилость того самого начальства, возникали разного рода интриги. Спешка оборачивалась авариями при испытаниях, риск пилотируемых стартов многократно возрастал.