В начале февраля в Капустин Яр прибыла Госкомиссия. Возглавлял ее генерал П. М. Зернов — первый начальник атомного КБ-11 (Арзамас-16). Вместе с ним прилетели и другие «отцы» атомной бомбы. Старшим от гражданских был Д. Ф. Устинов, от военных — маршал М. И. Неделин. В комиссию входили также шестеро главных конструкторов «пятерки»: С. П. Королев, В. П. Глушко, Н. А. Пилюгин, В. И. Кузнецов, М. С. Рязанский и В. П. Бармин. И, как положено, — начальник полигона В. И. Вознюк.
За несколько дней до старта на полигон прилетел маршал Г. К. Жуков, поинтересовался ходом дел и убыл в Москву. После его отлета группа главных конструкторов обратилась к Зернову с просьбой показать им ядерное устройство. По положению о Госкомиссии, каждый из ее членов, подписывающий акт испытаний, должен знать устройство и характеристики «изделия».
Естественная, в общем-то, ситуация, рассказывал член комиссии из КБ-11 будущий генерал и академик Е. А. Негин. Но пришлось звонить в Москву, получать разрешение. Все, что предстало взору ракетчиков, перечеркивало их представление об атомной бомбе. В ярко освещенной экранированной комнате на специальной подставке лежало нечто блестящее и шарообразное, не сказать, что очень большое, но все-таки…
Все предстартовые дни Королев не уходил из монтажно-испытательного корпуса, где готовили ракету. Его не оставляло давящее чувство напряженности, тревоги, боязни что-то упустить. «Пятерку» вывезли на старт, установили, прошла заправка — все по графику. Неожиданно Зернов отменил пуск: «Перенесем на день или два». Первая мысль Королева: что-то с ядерным зарядом. Он совсем извелся, потерял сон, ходил сумрачный, злой. К счастью, все оказалось проще: в районе атомного полигона резко ухудшилась погода.
Главным днем стало 20 февраля. В бункер спустились Королев, Павлов и Пилюгин. Стартовую команду возглавлял Л. А. Воскресенский — заместитель Королева по испытаниям. Он занял место у перископа и отдавал команды.
…Двигатели выходили на режим, и грохот усиливался. В подземелье он отдавался вибрацией и дребезжанием. Потом звук стал утихать. «Ушла», — подтвердил Воскресенский, не отрываясь от окуляров. Гул оборвался так же неожиданно, как и начался. Наступила тишина. Тягучая, напряженная. Королев впился глазами в телефонные аппараты на операторском столе. Они молчали.
«Баллистики очень боялись, что ракета отклонится от заданной траектории, — рассказывал лауреат Государственной премии профессор Р. Ф. Аппазов. — Такое случалось… Чтобы своевременно подорвать ракету, создали специальную систему с наземным пунктом ПАПР (пункт аварийного подрыва ракеты). Он находился в нескольких километрах от старта, строго по створу, то есть в плоскости движения ракеты. Там был установлен кинотеодолит. Надо было отслеживать полет и при опасных отклонениях вправо или влево нажать кнопку… Измерительное средство несовершенно, смотришь, а в уме держишь контрольные цифры и считаешь. На ПАПР стоял телефон, который был соединен с бункером. В случае чего надо было передать закодированное слово «Айвенго», Воскресенский по этому сигналу должен был нажать кнопку. А мы — в дежурный газик и удирать. В тот день все обошлось…»
В бункере по-прежнему было тихо. Только по внутренней связи приглушенно звучали данные телеметрии.
Королев сидел неподвижно. «Айвенго» молчит, значит… Он прикрыл ладонями глаза и считал про себя, просто так, чтобы отвлечься. Зуммер телефонного аппарата заставил вздрогнуть. Королев схватил трубку и прижал к уху.
— Наблюдаем «Байкал», — прохрипел далекий голос. — Повторяю: наблюдаем «Байкал».
Это тоже был условный шифр. Он означал, что ракета достигла полигона и взрыв произошел над заданной точкой.
Королев не сразу решился отнять ладони от лица. Даже издали, в тусклом свете полуосвещенного бункера, Павлов и Пилюгин могли видеть, что его бьет дрожь. Обморочная слабость нахлынула на него, и он в который уже раз за эти предпусковые дни ощутил, какими страшными последствиями, могли обернуться испытания ракеты с ядерным зарядом. Он все еще сидел неподвижно, когда прозвучал громкий, полный торжества голос:
— Сергей Павлович, все нормально!
Королев не ответил, опустил руки. Обвел тяжелым взглядом стоящих рядом:
— Жарко здесь, откройте двери… Кажется, все получилось…
Небо было холодным и прозрачным. Снег искрился и слепил глаза, громко хрустел под ногами, как будто сердился на людей. Несмотря на мороз, обжигающий лицо, в этот ранний час на далеком приволжском полигоне царило оживление. Так бывает всегда после успешного пуска. На этот раз произошло нечто большее. Правда, знали о нем немногие.
В ноябре 1957-го, на военном параде в честь очередной годовщины Октября, по Красной площади проследовали несколько ракет удлиненной формы с остроконечными головными обтекателями.
Присутствовавшие на параде военные атташе в тот вечер передали шифровки: «У русских новые ракеты».
Это везли секретные Р-5М, принятые на вооружение.
Да, так это было…
КАК РОЖАЛСЯ КОСМОДРОМ