Сергей Пономаренко Знак ведьмы

— Он не лечит, зато не позволяет умереть. Из твоего рассказа о прошлогодних приключениях и о том, как анкх попал к тебе, я это усвоил. Дело в том, что, когда умерла бабуля Лара и я занимался похоронами, ко мне подкатывал молодой человек, который хотел арендовать или купить ее квартиру.

— Феликс Проклятый! — выдохнула я.

— Он назвался другим именем. Когда он понял, что я не намерен продавать квартиру, которая, как он предполагал, досталась мне по наследству, то очень оперативно собрал обо мне сведения, и даже из медицинской карточки, и узнал о лейкемии. На похоронах бабы Ларисы он тоже был.

— Венок с надписью «От друга юности», — вспомнилось мне.

— Именно так. Меня тоже шокировала эта надпись, учитывая, что выглядел он как тридцатилетний. Все, что он рассказывал, стараясь добиться своего, я принял за симптомы шизофрении и тактично посоветовал ему лечиться. Оказывается, напрасно. Но я поверил тебе, когда, подвыпив, ты поведала историю о чудесном анкхе, позволившем Феликсу прожить молодым почти двести лет.

— Я заметила беспорядок в своих вещах, когда прилетела в Красноярск, но не могла поверить, что это ты, такой рафинированный и аристократичный, тайком рылся в них. До чего ты опустился, Любо!

— Цель оправдывает средства, и о брезгливости приходится забыть. Я нанял двух идиотов, иначе их не назовешь, и они шли за тобой по пятам.

— Погром в гостиничном номере в Улан–Удэ — их рук дело?

— Они не отличаются хорошими манерами и гибкостью ума. Поэтому, когда ты отправилась на Алтай, я решил руководить ими на месте. Для этого мне пришлось стать затворником и не выходить из джипа, а им — переодеться в женскую одежду. Как артисты они сыграли отлично — вы ничего не заподозрили. Вот только идея Янеку прикинуться немкой чуть все не испортила.

— Софрон что–то заподозрил и вы его похитили?

— Его знания немецкого хватило, чтобы он понял: Янек — не немка, и ночью, взяв карабин, он отправился на заставу к пограничникам. Тут Янек и Сидор сработали чисто — Со–фрона перехватили, и он стал моим попутчиком–пленником. Он скрасил мое затворничество, во время движения я вытаскивал кляп из его рта, и мы разговаривали. Ему чудом удалось освободиться от веревки, когда я дремал, и ночью, во время бури, он выскочил из джипа. Янек и Сидор бросились вслед за ним и отрезали ему путь к вашему автомобилю. Тогда была настоящая Вальпургиева ночь, стоял адский шум, так что вы ничего не услышали и не увидели. Мои помощники вынудили Софрона бежать в противоположную сторону, но, так как ничего не было видно, он сорвался в ущелье и погиб. Мне очень, очень жаль, что так случилось, но его не вернешь.

— Его смерть на вашей совести, Любомир!

— Совесть живет в человеке, пока он сам жив. А ради продления жизни человек способен на многое. Поэтому прошу, отдай анкх и не вынуждай меня применять силу.

— У себя дома вы производили более благоприятное впечатление. — Я тянула время, лихорадочно выискивая выход из создавшегося положения. — Неужели вы решитесь в меня выстрелить?

— В зависимости от жизненной ситуации человек меняется. Поэтому не вынуждай меня заходить дальше, чем я планировал.

— Человек всегда один и тот же, только в такие моменты проявляется его суть. — Я понимала: можно с ним и дальше препираться, но времени у меня в обрез, надо что–то делать, пока мы с ним одни. — Существует примета, что через порог нельзя ни здороваться, ни что–либо передавать. — Я расстегнула куртку и сделала вид, что хочу снять с шеи цепочку с анкхом.

— В твоем положении только и остается, что верить в приметы. — Любомир покровительственно улыбнулся и начал медленно выползать из салона, продолжая держать меня под прицелом.

Я резко захлопываю дверцу автомобиля и наваливаюсь на нее всем телом. Его руку с пистолетом придавило дверцей, от боли он орет и выпускает оружие. Наклонившись, я продолжаю удерживать дверь и тянусь к пистолету. Раздается выстрел, пуля взбивает столбик пыли рядом с ним, и я в испуге отскакиваю назад.

— Не трожь то, что тебе не принадлежит! — раздается сзади голос «Нинель».

В руках лжебарышни карабин, и по улыбочке ясно, что ей, точнее ему, не терпится вновь пустить его в ход. Лишаю его такого удовольствия и отступаю еще на шаг. Дверь джипа открывается, оттуда выползает бледный Любомир, кривясь от боли, придерживая левой рукой ушибленную правую. Его появление придает мне храбрости, и я поворачиваюсь к «Нинель».

— Гермафродит! Гомик в женском платье! Петух гамбургский!

— Его зовут Сидор, — говорит Любомир и объявляет подручному: — Маскарад закончен, можете переодеться.

— Откуда такие познания в немецком у тебя и твоего товарища Янека? — интересуюсь я, хотя мне это фиолетово — просто нужно что–то придумать, чтобы не отдать анкх.

— Пять лет возил таких дамочек, как ты, в немецкие бордели. Если хочешь, могу составить тебе протекцию, но, конечно, не за «спасибо». — Его лошадиная физиономия морщится от смеха.