Сергей Пономаренко Знак ведьмы

— Кто такой ада? Домовой? — поинтересовался Егор, рассматривая входную дверь.

Он обратил внимание на то, что замка нет, лишь мощный запор с внутренней стороны двери.

— Ада — дух–людоед. Звук кувшина — это хахюхан1, духи не смогут за нашей спиной проникнуть внутрь и причинить нам вред!

— Что им мешает зайти туда до нашего прихода и караулить нас там? Дверь ведь снаружи не запирается. — Егор покачал головой: «Придумывают замысловатые обряды, а простых вещей не понимают».

— Дух сам не зайдет — ему человек понравиться должен. — Дамирхан недоуменно посмотрел на Егора: «С виду ученый, а таких простых вещей не понимает!»

— Понравиться в кулинарно–гастрономическом смысле, — плотоядно ухмыляясь, уточнил Кизима.

— Это самый страшный дух–людоед? — притворяясь напуганным, поинтересовался Потап, подмигнув товарищам.

— Не–ет. Есть еще Му–шубун. Он гораздо опаснее и сильнее, чем ада. Му–шубун убивает людей длинным красным клювом, наподобие клюва птицы, но словно из железа. Он подходит к спящему человеку, ударяет его клювом по голове и пробивает ее, а затем съедает мозг, печень и почки, — рассказывал Дамирхан оживленно, с удовольствием, смешанным со страхом. — Но еще ужаснее черные заяны.

— Дамирхан, тебе не егерем, а сказочником работать. Только еще не ночь, чтобы нам сказки рассказывать, — недовольно скривился Кизима. — Скоро стемнеет, а мы еще с кровососущими не разобрались — ночка обещает быть веселой.

В домике оказалась одна большая комната, в ней печка, стол и четыре топчана, покрытые шкурами. Дамирхан соорудил нечто похожее на кадильницу, окурил комнату вонючим дымом, и вся компания, используя полотенца, дружно поработала «вентиляторами», изгоняя комаров из помещения. Затем занялись раскладкой вещей, подготовкой к завтраш' Оберег от духов (бурят.). Этими свойствами наделяют предмет шаманы.

ней охоте. Дамирхан разжег огонь в очаге и начал хлопотать с ужином. Егор посмотрел в единственное небольшое окошко и удивился: вроде прошло немного времени, а уже стемнело. Он обнаружил около печи деревянный ящик, полный человеческих фигурок и кусочков шкурок зверей.

— Что это такое? — растерялся он, держа в руках фигурку старичка с растянутой до ушей ненатуральной улыбкой, казавшейся зловещей.

— Это онгоны — воплощения духов. Не надо брать в руки — можно их рассердить. С онгонами может беседовать только шаман, — пояснил Дамирхан, и Егор послушно положил фигурку на место.

— Он берет длинную иголку и протыкает человечка! — сказал Потап и изобразил зверское выражение лица. — В эту же ночь человек умирает в страшных мучениях — это сибирское БУДУ!

— Сегодня на ужин консервы и колбаса, а завтра я угощу вас шулэпом[36]. Пальчики оближете! — И Дамирхан поцокал языком, изображая удовольствие.

— При условии, что охота будет удачной. — В голосе Ки–зимы улавливалось сомнение.

— Иначе не будет — чего бы мы забирались в такую глухомань?! — оптимистично подытожил Потап и стал разливать водку по стаканам.

Егор сказал:

— Мне как–то не по себе — я пить не буду.

Егор отодвинул свой стакан в сторону.

— Егорий, ты мужик или нет?! — взревел Потап. — Хочешь охоту загубить?! Ты что, не знаешь, что охоты без водки не бывает и пьют все, иначе… — он задумался, подбирая нужные слова, — не быть удаче! В Иркутске, Улан–Удэ можешь отказываться сколько угодно, а здесь — нет!

— Хорошо, только совсем немного.

— Я что — краев не вижу? — обиделся Потап и налил Егору в стакан.

Все дружно выпили.

— Чтобы завтра нам была удача/мы попросим об этом Баай Байаная. — Егерь бросил в огонь кусочек припасенного жира, и тот сразу зашкварчал, распространяя в комнате крайне неприятный запах.

— Можно было попросить не так вонюче? — недовольно поморщился Кизима.

Дамирхан стал рассказывать о завтрашней охоте, предупредил, что подъем в полчетвертого утра, так как придется пройти километра три–четыре по бездорожью. Охотники устроят засаду, а Дамирхан будет подманивать самцов косуль, имитируя голос самки косули при помощи манка. Дамирхан тут же продемонстрировал продолговатый деревянный цилиндр неправильной формы с еще одним цилиндром–вкладышем. Он подул в него, и раздалось негромкое протяжное «фи–и, фи–и». Затем при помощи регулировочного винта он стал изменять тембр, высоту издаваемых звуков, то и дело поясняя:

— «Фи» издают как самки, так и самцы во время гона. Самка, которую гоняют сильнее, может издавать взрывной свист «пи–ю», наиболее притягательный для самцов, а крик жалобы «а–ай–ин», сообщающий, что косуля в тяжелом положении — ранена или больна, привлекает как самок, так и самцов.

— Ты смотри, и у них есть взаимовыручка! — насмешливо прокомментировал Кизима.

— Не в пример банкирам, — вставил Потап.

— Телята, когда испуганы, издают короткое «и». У самок срабатывает материнский инстинкт, и…

— Пиф–паф! — «стрельнул» Потап, заглушив тихий голос Дамирхана, и расхохотался.

— Ужасно! — Егор нахмурился. — Подманивать бедных животных, играя их чувствами, используя инстинкт продолжения рода!

— Секс и жалость — дела чрезвычайно опасные, — иронично произнес Кизима. — Ни людей, ни зверей до добра не доводят.