Сергей (СИ)

Сергей еще раз хорошо хлебнул из стакана, снова затянулся и, наконец, отозвался:

— Что, Заяц?

— Отпусти, — надрывно пискнула она, вцепившись в Славкины руки, которые, уже задрав кофту, тискали ее груди. — Отпусти.

Сергей продолжал пить и курить, наблюдая, как Даша уже вовсю всхлипывала и подвывала. Славка скрутил ей руки, бесцеремонно залезая в трусы.

Серёга швырнул стакан на стол и подошел ближе. Сел рядом. Оттолкнул легонько Славку.

— Подожди. Руки убери. Убери, убери… Иди сюда, Заяц.

Дашка отскочила и доверчиво потянулась к Сергею. Вздрагивая и икая, она уткнулась ему в грудь.

— Серёжа, пошли отсюда, я не хочу.

— Тихо, Заяц, — прошептал он ей, поглаживая и теребя волосы, — сейчас пойдём. Тихо, тихо. Расслабься. Умница моя. Ну что ты ревешь, как маленькая? Ты же хорошая девочка. — Он приподнял ее голову, вытер слезы и чмокнул в губы.

— Пошли, — настойчиво повторила она.

— Угу, смотри. Тут все закрыто, никто ничего не видит. Расслабься, Даша. Да расслабься ты. Не трогает он тебя и не тронет, пока не разрешу. Понятно? Понятно! Вот и молодец…

Он снова нежно обнял её и прошептал, целуя в ухо.

— Тебе понравится, Заяц! Слушай меня, Заяц. Это не страшно. И очень приятно. Тихо, не дергайся. Он не тронет, просто посмотрит. Хорошо?

Она испуганно замотала головой.

— Не беси меня! А то сейчас уйду, останешься с ним, — грозно повысил голос Сергей.

Дашка нервно сглотнула и затихла.

— Хорошая девочка, — его руки прошлись вдоль ее оцепеневшего тела. — Давай еще выпьем.

Он плеснул в стакан добрую порцию коньяка. Глотнул сам, поморщившись, протянул ей остатки. Ее зубы стукнули о стекло, пальцы побелели, сжав стакан. Небольшая струйка потекла из уголка губ. Даша подавилась, закашлявшись. Через минуту отдышалась и затихла, ощутив тепло растекающееся внутри от гортани до желудка, а потом тепло хлынуло в руки и ноги. Тело начало слабеть. Сергей тихонько поглаживал Дашу. Плечи, руки, очерчивал груди, живот, бедра от внешней стороны к внутренней, и снова живот. Она не реагировала, но и не дергалась. Откинувшись на Сергея, не сводила усталый пустой взгляд со Славки. Тот, ухмыляясь, пил и наблюдал, как руки друга ласкали ее. Серёга уже успел раздвинуть ее ноги и по-хозяйски нырнул пальцами между ними.

— Закрой глаза, — услышала она как будто откуда-то издалека, и повиновалась голосу, которому всегда доверяла. — Будет хорошо. Обещаю!

Голова кружилась. Глаз она больше не открывала. Чувствовала мерные поглаживания и надавливания знакомых рук. Но обещанное «хорошо» не наступало. А еще слышала дыхание, тоже знакомое и такое почти родное. Сергей дышал напряженно и тяжело.

Чужие руки потянули ее нижнее белье, приподнимая сначала одну ногу, потом другую, избавили от него. Пальцы Сергея сразу проникли глубже. Даша сжалась от боли и вновь накатившего страха. Непроизвольно снова всхлипнула. Крепко стиснула клацающие друг о друга зубы, когда чужой рот коснулся ее груди, а мерзкий язык потащил холодную липкую дорожку по шее и подбородку. Мазанул по губам. Дашка, не выдержав, инстинктивно отвернулась и истерично задергала ногами, подвывая. Над ухом раздался шумный выдох, пальцы выскользнули из нее. Она открыла глаза и затихла. Сергей, яростно размахнувшись, с силой отпихнул Славку, еще и пнул вдогонку, правда почти не задел. Тот уже сам, покачиваясь сделал шаг назад, сел на диван напротив и заржал. Даша нервно вытерла тыльной стороной ладони слюни, оставленные на ней, одновременно спешно поправляла задранную кофту. Сергей, наклонившись, поднял трусы и швырнул ей.

— Ты больной идиот! — прекратив ржать, Славка мрачно посмотрел на Сергея и покрутил у виска. Встал, наклонился к Дашке, она тут же опять сжалась, он хлопнул ее легонько по спине:

— Не обижайся, Заяц! — и ушел.

Сергей, закурив, склонил голову к коленям.

— Я тебя ненавижу, — ее голос прозвучал с упреком и надрывом. — Ненавижу!

— Я знаю, — ответил он, снова глубоко затягиваясь. — Но это ничего не меняет.

Это действительно ничего не изменило. Ненавидела ли она его, любила ли, хотела остаться с ним или нет — ее не спрашивали. Он вел себя так, как будто ничего не произошло. Управлял ей согласно своему настроению, без стеснения показывая, как свою жестокость, так и снисходительную доброту. Лишь только когда она крепко спала, он позволял себе нежно бережно перебирать руками ее волосы, уткнувшись носом в спину, покрывать ее едва заметными поцелуями, и замирать от спокойствия и счастья.

Дашка была его личным ночным оберегом, его маленьким, пушистым, теплым Зайцем, с мелкими ровными зубками. Зайчонок, временами — жалкий и зашуганный, временами — веселый и заводной, но всегда — его. Всегда податливый, всегда сладкий, всегда вкусный.

В ночной тишине возникающие в голове образы его погибших родных девчонок хоть и не оставляли его, но уже не так рвали душу. При надвигавшейся тоске, грусти и печали он крепче начинал прижимать к себе Дашку, тормошил, покусывал, заводя себя и ее.

— Эй, не спи, Зайка, мне надо тебя трахнуть. Просыпайся! — говорил он ей

Даша сладко потягивалась и лениво приоткрывала глаза.