Сергей (СИ)

Сергей двинулся было за ним, но тут взгляд его упал на рамки, стоящие на столе. Задержался. Крайне неожиданно, но с фотографии на него смотрели: он сам, Настя и дочка. Все счастливые. Он помнил это фото — одно из последних фото. Сергей завороженно уставился в любимые глаза. В живые рыжие глаза своего живого ребенка. Тогда еще живого. Дыхание перехватило. Он не любил разглядывать Юлькины снимки — это очень тяжело. Так тяжело, что потом не оставалось сил жить. Сергей поэтому и не смотрел их никогда, и он даже уже не помнил, где хранились эти фотографии. У тестя с тещей они точно были, и у его матери тоже, наверняка. Может и еще у кого сохранились, Сергей не знал. И вот один из снимков стоял здесь. На видном месте, прямо на столе в рамке. Зачем? Еще пару секунд поразглядывав своих девчонок, он пробежался взглядом по другим фотографиям. Их было немного — всего еще три. Две из них определенно принадлежали хозяевам этого дома. Общее — семейное и портрет — в мантии и дурацкой квадратной шапочке Данил, или правильнее Дэниел, или Дэн — сын Максима Алексеевича, закончивший то ли старшую школу, то ли колледж. Рот на снимке ощеренный до ушей — как положено. А на третьей, за каким-то чертом, снова он — Сергей, набыченный и угрюмый. Старая фотография, лет шестнадцать-семнадцать ему там — пацан еще совсем.

Сергей обвел пустым взглядом пустой кабинет и вышел.

Все возились у Дашкиной ноги, кто-то советовал, кто-то обрабатывал рану. Сергей в полном раздрае стоял в стороне и наблюдал.

— Там ничего страшного, царапина совсем небольшая, — он не сразу понял, что это обращались к нему. Максим Алексеевич, держа в руках аптечку, с огромным беспокойством поглядывал, то на Сергея, то на Дашку, — но если хочешь, можно обратиться к врачу, — словно заискивая перед Серёгой, предложил. — Но там точно ничего страшного, — опять поспешил заверить. — Не надо так переживать.

Вид сбитого с толку Сергея мужчина, по всей видимости, расценил, как сильный испуг за девушку.

— Нет, не надо, конечно, — выйдя из оцепенения, отмахнулся он от затеянной тут всеми излишней суеты. — Просто перевязать и всё, чтоб кровь остановилась.

Увидев, что все давно перевязано и Даша уже переминается на одной ноге, в ожидании, когда теперь Сергея приведут в чувства, он виновато извинился:

— Задумался что-то. Пошли, хромой Заяц, — подхватил он ее и бережно прижал к себе. — Мой маленький зайчик попал под трамвайчик, — шутливо проговорил, поцеловал Дашку в улыбающиеся губы и пошел прочь, продолжая рассказывать стишок, — он бежал по дорожке, и ему перерезало ножки, и теперь он не прыгает, не скачет, а горько-горько…

— Плачет, — подхватила смеясь Даша.

Придя в комнату Сергей приуныл. Лежал навзничь на кровати, уставившись бесцельно в потолок. Он все понял, но боялся сам себе это озвучить, настолько все было неожиданно и в то же время просто. С трудом, но начали всплывать давно поросшие быльем, оставленные без внимания факты.

А ведь Сергей его встречал этого Максима Алексеевича, и не раз. Мельком. Вскользь. До такой степени мимолетно и ненавязчиво, что эти встречи даже не цеплялись и не оседали в памяти.

Давно очень давно, когда весь Серёгин мир вдруг в один миг перевернулся и трансформировался совсем в иную жизнь, он все не мог понять на кой черт он зеленый, сопливый и проблемный сдался Юрику. Искал отгадку на очень странную загадку: "Зачем он его держал? Что хотел?". Все мозги сломал, но по сей день так и не мог найти вразумительный ответ на этот вопрос. А ответ он находился, совершенно, в другом месте, где Серёга даже не пытался искать. Ответ мелькнул лишь раз призраком на заднем плане и пропал. Да, сейчас Сергей с полной уверенностью мог сказать, с этим Максимом Алексеевичем он первый раз пересекся именно тогда у тестя. Тогда тесть, естественно, тестем еще не был, ведь Серёге в то время было всего шестнадцать. Как раз столько сколько ему на фотографии на том столе. И если припомнить, то фотографировали его как раз тогда же. На память… На стол поставить…

Но зато теперь понятно почему Юрий Владимирович так легко спихнул на Сергея Настьку. Не дрогнув, отдал за босяка. Просто за босяком, оказывается, стояли большие люди, намного больше Юрика. Вот только как-то слишком далеко они стояли и незаметно. Очень незаметно. Можно даже сказать абсолютно неощутимо.

А Кирилл? Тоже Алексеевич, который. Тогда казалось большой удачей, что он обратил на пацана внимание. Серёга мнил, что за заслуги и старательность его отметили. К двадцати годам он вообще-то уже не был таким желторотым и бесполезным. Кое что в жизни понимал и умел как уж вертеться. Тем более, что было ради кого. Ради Юльки и Насти, ради неродившегося сына, ради семьи, ради их безбедного и счастливого будущего. Ради всего этого он и продался с потрохами Кириллу. Вот только будущего не стало в итоге и, получается, не было никакой удачи. Это не он продался, а его просто подтянули поближе, чтобы… Чтобы поставить еще одно фото на стол.