Сергей Вавилов

Ни один незастрахованный не пострадал. Владельцы мануфактуры получили причитающуюся премию и построили на эти деньги более совершенную фабрику с обновленным оборудованием.

Десять лет спустя «совпадение» повторилось, и пожар опять уничтожил промышленные здания. И на этот раз Прохоровы не пришли в отчаяние: хотя убытки от пожара исчислялись в миллион рублей, они получили от пяти страховых обществ в общей сложности два миллиона.

Опять были построены новые корпуса, и осуществлено переоборудование фабрик с паровых машин на электрическую тягу, еще раз обновлено и другое оборудование.

Многие, вероятно, знали, как притекают к владельцам мануфактуры новые миллионы. Но предпочитали держать язык за зубами. Доказать что-либо было невозможно, портить отношения с могущественными магнатами не хотелось.

И слава об удаче потомков крепостных все ширилась, легенда об их взлете обрастала все более скандально-увлекательными подробностями.

Существовала и другая «прохоровская» легенда: о высоком гуманизме владельцев мануфактуры, об их заботливом отношении к детям рабочих и московских бедняков.

О сыне основателя династии — Тимофее Васильевиче Прохорове — говорили не иначе как о просветителе и друге молодежи. Его любимым афоризмом были слова Лейбница: «Преобразование человеческого рода совершается с преобразованием молодого поколения».

В 1816 году он открыл при фабрике ремесленную школу. Лично заходил в нее ежедневно и зорко следил за тем, как дети относятся к своим занятиям. Вначале в школе обучалось до 30 мальчиков, но в 1830 году, когда по Москве свирепствовала холера, было решено увеличить число учащихся до 100 человек. Причем стали принимать и девочек. Прохоровы и верные их помощники объясняли этот жест желанием хоть отчасти облегчить участь осиротевших детей, которых в годы холеры в Москве было очень много. Принимали в основном детей рабочих мануфактуры. С учениками заключали контракт на четыре-пять лет, но фактически это были бессрочные контракты, потому что большинство питомцев ремесленного училища по окончании его оставались на службе у Прохоровых навсегда.

Обе легенды, вероятно, произвели большое впечатление на юного Ильина. Он жил среди простых людей. Мир только начинал раскрываться перед ним. И мир ограниченный, несложный: деревня — церковь — мануфактура. Мальчик брел в нем вслепую, и брел один. Можно ли удивляться, если его восторги и огорчения, страхи и мечты, стремления и идеалы питались из одного источника? Можно ли ожидать, чтобы что-нибудь иное, кроме Прохоровых, выступало в его глазах высшей силой бытия?

Хозяева Трех Гор были умнее большинства других капиталистов. Они приглядывались к подчиненным и поощряли тех из них, кто проявлял полезную для фабрики инициативу. Молодежь, выказавшую таланты, Прохоровы посылали в первую очередь в ремесленную школу. Вчерашние чернорабочие получали там квалификацию рисовальщиков, резчиков, мастеров, граверов, красильщиков или станочников и возвращались на производство специалистами. Расходы, связанные с обучением, окупались сторицей. Доморощенные мастера и граверы довольствовались небольшими заработками, но в то же время лезли из кожи, чтобы оправдать «доверие» хозяев, отблагодарить их.

Доходы фирмы росли, а между владельцами предприятия и большой массой рабочих, недовольных условиями существования, вырастала прослойка «рабочей аристократии» — верных хозяевам выходцев из простых людей.

Глава 2. Художники Трехгорки

На фабрике был свой мир прекрасного: его представляли местные художники. Молодой Ильин часто наведывался в рисовальную мастерскую фирмы и подолгу с любопытством разглядывал красочные эскизы узоров, впоследствии наносимых на ткани мануфактуры.

Рисовальная мастерская была гордостью предприятия. Ее расцвет являл собою яркий пример умения владельцев мануфактуры отыскивать самородные таланты, чтобы подвергать их нещадной эксплуатации.

Одним из таких самородков был Тарас Егорович Ма-рыгин, человек удивительной судьбы, замечательный художник из народа, автор многочисленных рисунков на ситцах, которые прославили «Прохоровскую мануфактуру» и русскую хлопчатобумажную промышленность на весь мир.

Марыгин в своих рисунках тяготел почему-то к персидским и турецким мотивам, и случилось так, что эти именно мотивы, постепенно вытеснив другие, стали модны и по всей России, и везде, куда проникали прохоровские товары.

Несмотря на заслуги талантливого художника, хозяева держали его в черном теле и всеми способами давали почувствовать его зависимое от хозяйской воли положение. Марыгин проработал на «Трехгорной мануфактуре» более полувека и на старости лет спился.

Именно в рисовальной мастерской Иван Ильин подружился с одним из учеников Марыгина, тоже талантливым резчиком по дереву и гравером, Михаилом Леоновичем Постниковым. Впоследствии спился и этот мастер, «ловил чертей» на Воробьевых горах. Но сейчас это был интересный, темпераментный собеседник. И хотя Постников был намного старше Ильина, это не мешало им часто встречаться и подолгу беседовать.