— Богат не тот, у кого много денег, а тот, у кого дух богат, — говаривал художник. — Суди сам, много ль купишь на ассигнации? Хорошую еду, одежду альтам, скажем, дом или фабрику. А с пониманием души обретешь всю вселенную. Вон перед тобой заход солнца, или, к примеру, жалкая пичужка — воробей — в лужице плещется, взъерошенный, пугливый… Ты смотришь, а на душе радостно. И ведь за всю эту радость ты и гроша не заплатил. Разве такое купишь за деньги? Иной и миллионы нажил, вроде нашего хозяина, а как подумаешь, он беднее нас с тобой.
— Нет, не говорите! Деньги — большая сила. Они человеку вес придают, с ними что угодно сделать можно. Имея капитал, ту же красоту при желании больше увидишь. Ведь можно поехать куда угодно — в Италию, в Париж. Захочешь любое образование получить, к высокому искусству приобщиться — и тут, пожалуйста! — деньги сразу помогут.
— Ан не так! — кипятился Постников. — Если искры божьей, иначе говоря — таланта, в душе нету, тут никакое золото не поможет. Будешь вроде и подходить к большому, а его-то не увидишь. Потому что глаза завязаны. Та повязка только у великих духом снимается.
Иногда такие разговоры велись на квартире у художника, куда все чаще стал заглядывать Иван. Ильину нравилось здесь, нравилась вся семья Постниковых. Домна Васильевна, жена художника, полная красивая женщина, блондинка с голубыми глазами, в прошлом крестьянка из-под Коломны, была неизменно приветлива и гостеприимна. Сыновья — Николай, Иван и Сергей — отличались острым умом и наблюдательностью. Они унаследовали талант отца, но были образованнее, так как учились в Строгановском училище. Московские капиталисты — Морозовы, Прохоровы, Циндели — высоко ценили их художественные способности и переманивали братьев каждый к себе.
К сожалению, от отца сыновья унаследовали не одни способности художника. Все они были пьяницы. Все страдали туберкулезом и впоследствии все рано умерли.
Порою к беседе Михаила Асоновича и Ивана Ильина прислушивалась дочь художника — черноволосая, с большими темными глазами Александра. Эта маленькая и хрупкая на вид, застенчивая девушка почти никогда не вмешивалась в разговор мужчин. Если же к ней обращались, отвечала тихо, немногословно.
Однако внимательный наблюдатель, наверное, заметил бы, что девушка с жадностью ловит каждое слово, сказанное мужчинами, напряженно следит за ходом их рассуждений.
Александра не имела образования. Окончила лишь начальную школу да с отцом проходила уроки рисования. Но, подобно братьям и отцу, и она была по-своему одарена: прекрасно вышивала и считалась великой рукодельницей. Все знавшие ее отмечали ее большой природный ум, чувство юмора. Как-то во время очередного спора отца и Ильина она, краснея и смущаясь, но пе без скрытой иронии вставила:
— Тебя послушать, отец, так большинству людей ничего не остается, как к деньгам стремиться. Много ли их, талантливых, на свете, истинных богачей, по-твоему? Что же бесталанным делать? Им одно счастье — за миллионом гнаться.
Михаил Асонович высоко вскинул брови и внимательно посмотрел на дочь.
— Вот что я тебе скажу на это, — произнес он чуть торжественно. — Если человек способностями не блещет, то это вовсе еще не означает, что он обойден природой. Верю я, что нет людей, у кого нет никаких талантов. Только многие не знают, где их искать. Иные знают, да не способны: воли не хватает. А ведь талант — это еще и воля, и труд, прямо скажем, каторжный…
Слова Михаила Леоновича запали в душу юного Ивана.
— Уж будто все талантливы! — сказал он во время очередного своего посещения Постникова. — Да я первый ничего в себе не чувствую.
— Ив тебе есть дар и в каждом есть, — упрямо повторил художник. — Бог никого не обидел.
— Как же его найти — свой-то дар? Человек, может, моряком родился, ему в Петербург немедля надо ехать, во флот записываться. А он того не знает, его истинный талант ему неведом. Он себя живописцем вообразил. Переводит зазря холсты и краску.
— Ищут и неведомое. И находят. Если, конечно, ищут по-настоящему.
— Как в сказке, — чуть слышно вставила Александра. — Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что.
— Не совсем так, — возразил отец. — Сперва многие не знают, это верно. Но узнать каждый может и узнать надобно. Глупо искать то, чего в тебе нет в помине, что просто хочется найти. А как узнать? Сказать просто: «прислушайся к себе, к своей природе» — недостаточно. Вдруг не услышишь. Или ошибешься. Нужно как-то заставить свою природу говорить громко, много. Такой способ есть. Природа словоохотлива, когда ей хорошо. Хочешь, чтобы сверкнул талант, дай прежде естеству своему распуститься, не глуши его, не уродуй.
— Это как же понимать? — спросил Иван. — В леса, в пустыни устремиться?
— Никуда бежать не надо. Естество и в городе проявится. И в лесу, не спорю. И в рыбачьем стане. Повсюду, где человек растет сообразно своей природе. И сообразно окружающей его жизни. Так уж мы устроены: чем больше чувствуем себя в своей тарелке, тем таланту большее раздолье…