Сергий Нилус - Полное собрание сочинений - Том 2

Быстро разнеслась весть по всей деревне о таком неслыханном событии, и вокруг Михаила уже стояла большая толпа народу. Не веря своим глазам изумленные крестьяне, и особенно шаловливые ребятишки, наперерыв лезли к нему каждый со своим испытующим вопросом.

— А меня как звать?.. А меня? а меня?.. — только и слышалось в толпе. Михаил точно отвечал на все вопросы... Изумление толпы достигло крайнего напряжения.

Тут вмешалась одна гришкинская крестьянка:

— А меня знаешь ли?

— Как не знать, — отвечал Михаил, — еще в вашей семье есть слепая старуха, которая только и знает, что на всех ропщет, а потому «мы» постоянно бывали у вас и делали разные проказы.

— А что это у тебя на носу-то за метка? — спросили его.

— Эта метка оттого, — ответил он, — что, когда мы с «дедкой» лесом шли в одно место, я вдруг вспомнил о Боге; вот, мне за это в наказание «дедка» схватил меня за ноги и так сильно ударил о сосну, что и теперь, как видите, знак остался.

— Да как же с тобой все это случилось? Расскажи нам, расскажи!

— А вот, послушайте! — так начал свой рассказ Михаил, — после того как мать меня прокляла, что и было главной причиной моего несчастья, я отправлен был в Лентево пасти скот. Как вам и самим известно, только одну недельку потерпел грехам моим Господь. Прошла неделя. Вдруг подходит ко мне какой-то старик с длинной седой бородой и говорит мне: «Твоя родная мать прокляла тебя, и это материнское проклятие дало мне полную власть над тобой!...» Тотчас начал он скидать с меня все мое платье и наконец раздел меня донага. Оставался на мне один только крест, к которому старик не смел прикоснуться и велел самому его снять с себя. Я волей-неволей должен был ему повиноваться... Затем он взял валявшийся поблизости около нас отрубок осинового дерева и надел на него все мое платье; а на том месте, где должно было быть моему лицу, он в одно мгновение начертил чем-то лицо, как две капли воды похожее на меня, и бросил этот отрубок в озеро. И я видел, как сбегался народ смотреть на утопленника, как приезжал становой и приходила моя мать. Видел я, как все дивились, почему лошадь через великую силу тащила мертвое тело... А отчего это было, знаете?

Отчего?

— Оттого, — продолжал Михаил, — что таких, как я, на телеге сидело человек двадцать, да вдобавок с нами был и «дедка» наш35.

— С той самой поры, — продолжает Михаил, — как старик обнажил меня, я стал подобен бесплотному. До самого погребения мнимого моего тела я находился при нем неотлучно. Видел я всех людей там бывших, слышал все их разговоры; но меня никто не видал... С тех пор я уже не чувствовал более ни голоду ни холоду и хотя иногда ел и пил помногу, но это делалось лишь по одной старой привычке. Ел же я и пил, как и подобные мне, там, где люди пили и ели без молитвы и крестного знамения. Это нам давало возможность после осквернять и самую посуду, в которой была пища; люди удивлялись, отчего это пища и питье не вкусны, а удивляться-то и нечему было, коль бы знали, что посуда осквернена нами.