Сергий Нилус - Полное собрание сочинений - Том 2

— Нуди себя, — отвечал батюшка, — ибо нуждающие восхищают Царствие Божие. Благодать Божия, как мать чадолюбивая, воспитывая дитя, иногда как бы оставляет его, прячась от него. Дитя с испуганным плачем бросается искать ее и, когда находит, сугубо радуется. Подобно сему и благодать Божия оставляет на некоторое время человека, а потом возвращается, управляя и наставляя его на все доброе.

* * *

Один раз — это было в августе 1912 года — батюшка не спал за трудами своими до 12 часов ночи. В четвертом часу утра, проснувшись, я почувствовал себя не совсем хорошо, наскоро оделся и пошел на воздух проветриться, прогуляться. Взошел я на хребет нашей горы. Смотрю и глазам не верю: на противоположной стороне, опершись на перила изгороди, где посажены сосны, стоит батюшка. Я, разумеется, поспешил сойти вниз. Так мало времени отдавал батюшка отдыху.

А то, бывало часто, зайду я к нему в кабинет, а батюшка, до крайности утомленный, говорит:

— Бери ручку, садись пиши, а то я решительно ничего не в силах делать.

И в то же время уже готовился ехать в Киев по делам обители.

* * *

17 сентября 1912 года. Было половина двенадцатого. Трапезный, по обыкновению, три раза ударил в колокол. Созывал на трапезу. Стала братия сходиться, пришел и батюшка. Братия сходилась так медленно, что батюшке пришлось просидеть в ожидании около четверти часа. После обеда, когда батюшка благословил трапезного и повара, он велел братии остаться, а посторонним удалиться.

— Спасибо, брат Николай, — сказал он повару, — пищу ты варишь хорошо, но только нехорошо ты делаешь, что отпускаешь кушанье в келью. Вот, смотри, братии почти нет.

— Благословите, — отвечает повар, — никому не буду давать, а то придет иеромонах, как ему отказать?

— Иеромонаху или кому другому, — прервал его батюшка, — кто бы ни пришел, все равно никому не давай. Когда я жил у старца Ионы, то он говорил, что кто в трапезе бывает, тот особую от Бога благодать получает, потому что в трапезе пища благословляется и вкушается по общей молитве и при чтении душеспасительных книг...

— А ты, — обратился батюшка к трапезному, — после обеда никому — ни куска хлеба, разве крайность какая: кто, например, с дороги не поспел к обеду — тому необходимо, конечно, дать обед в келью. А то сколько уже раз я вызывал всю братию к помойным кадушкам и наказывал, чтобы никто ни одного кусочка хлеба не бросал в них. А теперь загляните-ка, сколько там кусков.

— Простите, батюшка, — ответил трапезный, — это с келлий: у меня этого никогда не бывает.

Тогда батюшка обратился к братии и строго сказал:

— Это могут делать только те, кто пришел сюда не ради Иисуса, а ради хлеба куса, потому что не зна[ю]т, как этот кус добывается. У нас никаких доходных земель нет, а есть только одна над нами великая милость Божия. Это помнить надо и ею дорожить. На одни уманские постройки я израсходовал уже десять тысяч, а откуда они добыты, никто не знает. Здесь постройка за постройкой, за 700 рублей сено, да 3000 рублей за картофель, да хлеба нужно с вагон. А ведь братии — слава Тебе, Господи — до двухсот человек: надо всем обуться, одеться. Я ни в чем не стесняю: надо сапоги — иди бери, надо подрясник — бери; разве только готового нет, тогда поневоле откажешь. Одним словом, живи только друг с другом в любви да Бога благодари. А будем мы небрежно относиться к милости Божией, то, не дай Бог, она оставит нас, что тогда нам делать? Как клопы, разлеземся по разным углам, потому что и богатые обители и те разоряются, а о нашей и думать нечего. Трудитесь же, молитесь да хлеб берегите, яко зеницу ока. Я когда пришел сюда, то нужду имел в куске хлеба такую, что, бывало, пойду пешком в город да на коленях выпрашиваю у иноков Братских отпустить мне хоть сколько-нибудь хлебца, а они и говорить не хотят. Вернусь домой тощий часам к двенадцати, отслужу вечерню, а затем утреню и опять бреду за хлебом в Киев. Там вымолю, выпрошу, найму «биндюжного» да и привезу муки на малое время. Так я жил целых два года. И было нас тогда всего — два сторожа да я; а теперь вишь вас сколько. Дорожите ж, молю вас Христом Богом, хлебом и не расточайте его на попрание, да не в грех вам сие будет.

* * *

20 сентября 1912 года. Зашел я к батюшке в кабинет. Сидит читает книгу.

— Батюшка, — говорю, — там госпожа одна просит выслать ей еще брошюрок. Как благословите? Я перешлю ей через часовню, а то имени ее я не знаю. Может, вы помните?

— Поверь мне, — отвечает, — у меня так слаба голова, что я, думая, думаю другой раз, как тебя звать, и никак не удумаю, а то чтоб ее помнить? Сколько их, Господи! Пиши ей так, как будто показываешь вид, что я ее не помню. Старые благодетели — другое дело, а то, сохрани Господи, эти знакомства!

Так неискателен мой дорогой батюшка.

* * *