Сергий Нилус - Полное собрание сочинений - Том 3

Мы говорим, прежде всего, о поднятии народного образования, уже и теперь бесплодно пожирающего крупную долю государственного бюджета. Нам, жителям деревни, это дерево хорошо известно по его плодам: не проходит нескольких лет после времени «учебы», как наша, так называемая, образованная деревенская молодежь забывает выученные в школе молитвы и, если не утрачивает умения разбирать печатно, то пользуется этим умением для чтения прокламаций, которые к нам так обильно и щедро высылает в деревню заграничная крамола.

Мы говорим об учреждении мелкой земской единицы, как будто, честно говоря, не успели разочароваться в прискорбных, но естественных последствиях в Самодержавном Русском Царстве введения крупной и средней самоуправляющихся земских единиц губернского и уездного земств.

Мы предлагаем меры против оврагов, против, пожаров, против потрав, порубок... От чистейшей воды либерализма в виде учреждения чего-то вроде всесословной волости мы перескакиваем к требованию чуть не Драконовских107 карательных мер за каждую овцу, перешедшую с одной межи на другую, за каждого чужого гуся, оставившего следы на нашем лугу, как об этом еще так недавно трактовали в Орловском Губернском Земском Собрании.

И над всем этим метанием из стороны в сторону, похожим на панику во время пожара, когда из горящего дома, охваченного пламенем, тащут битые черепки старой посуды, забывая о денежном сундуке, о важнейших документах, — красной нитью всех наших собеседований мы выставляем потребность в подъеме, во что бы то ни стало, народного развития. Мы все, точно сговорившись, кричим: «Дайте свету темной невежественной массе, погрязшей в суевериях и предрассудках!»

Человек умирает. Ему нужна хирургическая операция, а мы ему предлагаем фрак, вещь быть может очень полезную для официального визита, но, кажется, совершенно безполезную умирающему.

Конечно, Россия — не умирающий человек! Пока в ней жива еще ее горячая Православная вера, пока над ней сияет Божественною красотой Помазания Венценосная Глава Самодержца, жива она и будет жить на страх всем ее внутренним и внешним врагам. Но червь смерти уже точит ее силу, ее коренное дело — ее сельское хозяйство, точит, не разбирая ни барина, ни мужика. Недаром наша цепь обоих — вековечная!

И когда я слышу деланные ламентации108 с голоса наших зримых и незнаемых врагов, что вся Россия погрязла в смрадной тьме невежества, я невольно задаю себе вопрос, который, кажется, всеми нами упускается из виду: кто же создал эту самую Россию? Кто же создал эту безграничную мощь, захватившую в свои объятия полмира? Неужели эта, так нами укоризненно порицаемая в глазах сидящих здесь старшин, народная тьма, которую мы теперь только собрались просвещать и именно в тот момент, когда стали показываться зловещие признаки давно у нас небывалого разложения и безсилия?

Бога мы не боимся, если будем утверждать эту явную безсмыслицу, эту явную клевету на нашу сермяжную Русь, изучавшую свою географию по путям мира, проложенным ее штыками, политым ее православною кровью!

Ее наука мудрее всех наших наук, выдуманных нами с космополитически-развратного голоса полуеврейских, полуевропейских развивателей. Ее наука, которую твердо знает память исторической совести Русского человека, одна, — заключена вся в трех словах: Вера, Царь и Отечество.

Эти три слова, данные нам с небес, и составляют корень широколиственного русского дерева.

И когда нас спрашивает вещее Царское слово, чем помочь нашему хозяйственному горю, нам, слугам, прежде всего надо оглядеть, цел ли корень нашего дерева, а не отвечать недостойными общими фразами и общими местами, которые, кроме горького горя, принести ничего не могут. В корне все дело!

II

Поместная, а вместе с нею и политическая жизнь России, сложившаяся веками, вся основана на вере в Божественный Промысел, поставляющий преемственно в Помазании на царство наследственного неограниченного Самодержца, Который определил быть ближайшими своими слугами на земле поместных дворян, обязанных за дарованную им Царскою волею землю, кроме хозяйственных своих работ на земле, нести свою поместную службу государству.

Служба поместного дворянства заключена в руководительстве и попечении над другим основным поместным элементом — крестьянством, во всех деталях его жизни, требующей той или другой правительственной регламентации. Владение землей поместного дворянства — не столько право, сколько обязанность и притом обязанность многосложная и чисто государственная. Мы — необходимые царские офицеры мирной царской сермяжной армии. Толпа — сила, но сила слепая, требующая, как и всякий слепец, палки, на которую она могла бы опереться.

Гармония взаимодействия этих двух основных элементов нарушена и нарушена настолько очевидно, что двух мнений об этом быть не может.

Ряды дворянства безнадежно тают, крестьянство разоряется, но только не от безземелья, и бежит в города, на заводы, фабрики, в далекую Сибирь без плана, без цели, без надежд, без толку, по поговорке: «хоть гирше, тай инше!»