Батюшка старец, отец Макарий, получил письмо из Томска, из тех сибирских краев, где подвизался автор вышеприведенного стихотворения. Пишет ему монах с Афонской горы, Парфений, живущий в Томске при архиерейском доме. Этот Парфений проездом был у нас в монастыре и в Скиту в 1837-1838 году. В письме своем он между прочим описывает сказанное при нем архиерею миссионером — протоиереем с Алтая, что на Алтае один крестьянин искал лошадей своих по лесам и дебрям. Удалившись незаметно в непроходимые места, крестьянин этот достиг в дремучем лесу горы. Пройдя по глубокой расселине, он увидал поляну, на которой земля оказалась вскопанной, и на ней были устроены гряды. Крестьянин удивился и подумал: кто бы мог сюда зайти? Оглядевшись кругом, он заметил в горе пещеру и в ней — дверь. Он пошел по направлению к пещере, и тут к нему из пещеры навстречу вышел человек, совершенно нагой, весь обросший волосами, препоясанный каким-то рубищем.
Оба они испугались друг друга и стали креститься. Пустынник спросил:
— Кто ты? дух или человек?
— Крестьянин села... — ответил крестьянин.
— Как ты зашел сюда? Я вот двадцать лет живу здесь и никого еще не видел.
— Я ищу своих лошадей и, потеряв путь, забрел сюда... Скажи же и ты мне, пожалуй, как ты сюда поселился и с кем живешь?
— Я рассмотрел суету міра, — отвечал пустынник, — и удалился сюда со Старцем, который со мною прожил здесь и скончался; и вот двадцать лет я здесь один.
— Чем же ты питаешься?
— Зельем и овощем, вот на этих грядах растущим. Огня у меня нет: ем сырое.
— Не принесть ли тебе хлеба?
— Нет, не нужно. Не сказывай про меня никому, пока угодно будет Богу!
— Как же ты согреваешься зимою?
— По милости Господа Бога для меня зима и зной — все равно; не ощущаю ни холода, ни жару.
— Научи меня, — сказал крестьянин, — как молиться. У нас некоторые говорят, что должно молиться двумя пальцами и не ходить в церковь.
— Молиться должно, — отвечал пустынник, — как пастыри Христовы учат в церкви Божией и отнюдь от нее не уклоняться: она — мать спасения нашего.
По таковой беседе крестьянин расстался с пустынником и, вернувшись домой, рассказал миссионеру, который и сам вознамерился было отправиться к пустыннику (место пустыни той от пребывания миссии в пятнадцати верстах), но не осмелился из боязни обеспокоить Старца...
Не образец ли это, подобный древним, совершенного предания себя воле Божией?.. «Господи, что мя хощеши творити?» — так вопрошал святой апостол Павел, когда благодатию гонимого им Спасителя чудесно был обращен в христианскую веру. Сколько раз и мы гнали Его своим неверием, страстями, пороками, которые препятствовали действию милосердия Его в сердце нашем! Итак, если Богу угодно было посетить нас несчастием, если Он сокрушил гордость нашу, если посрамил плотскую нашу мудрость, то с совершенною преданностью скажем Ему: Господи, что нас хощеши творити? Доселе мы почти не знали Тебя и делали бесчисленные опущения в исполнении священных обязанностей своих; обращение свое мы всегда отлагали к будущему времени: теперь мы готовы исполнять все повеления Твои — будь неограниченным Владыкою нашего сердца и жизни!
Решиться исполнять волю Божию и, спустя несколько времени, не соответствовать этой решимости, или решиться исполнять волю Божию только в важных делах жизни — не значит решиться. Решимость эта должна быть твердая и постоянная, она должна простираться и на самые малейшие поступки наши. Если мы решились посвятить жизнь свою Богу, то, чтобы увериться в этой решимости, мы должны испытать свое сердце: готово ли оно пожертвовать Богу самыми тесными связями дружества, самыми закоренелыми привычками, самыми сильными наклонностями, самыми приятными удовольствиями?..
СРЕДА СВЕТЛОЙ СЕДМИЦЫ
Больной чахоткой послушник Варсонофий пополудни на одре своем едва только задремал, как увидал во сне: будто он стоит на земле, и вокруг него все пространство вдруг охватило страшным адским пламенем. Все горит с шумом и треском, и пламя приближается к нему... Бежать некуда. Он в страхе и отчаянии будто бы закричал и отпрыгнул. И, в ту же минуту очнувшись, слышит:
— Христос воскресе!
Это помолитвился иеромонах Гавриил у двери, придя его навестить. Войдя в келью, о. Гавриил видит Варсонофия, трясущегося всем телом и изменившего в лице. Он спрашивает его:
— Что с тобою, брате?
— Ох, батюшка! — едва выговорил Варсонофий, — я ад видел. Вся внутренность моя поворотилась от страха!
И он рассказал все подробно. Отец Гавриил утешил его беседой и советовал надеяться на милосердие Воскресшего Господа, Который верующим в Него и исполняющим дела веры уготовал не ад и не муку, а такое неизобразимое вечное блаженство, егоже «око человеческое не виде, и ухо не слыша». После этого Варсонофий едва через несколько часов успокоился и благодарил Бога за то, что Он послал ему в эту страшную минуту посетителя.
Виденный огнь и пламя Варсонофий не мог уподобить никаким ужасам на земле...