— Как же ты не помнишь согрешения своего? Не ты ли вчера осуждал и уничижал маймистов и настоятеля, роптал и скорбел? того ради благодатию Своею Бог и отвращается от тебя.
Узнав, чем именно подвигнул я милосердого Бога на гнев против себя, я после обедни поспешил к настоятелю обители, отцу игумену Назарию, и, пав к ногам его, поведал ему мой грех, и просил у него со слезами прощения. Выслушав исповедь мою, отец Назарий с любовию простил меня во всем, но при этом подтвердил блюстись на будущее время от подобного греха.
— Аще потеряешь благодать, — говорил он мне, — то не скоро обрящешь ее потом.
Много и еще говорил он в назидание мое: как, например, обращаться с братией и как хранить иноческие обеты.
После принесенного мною покаяния, я хотя более не чувствовал смрада в церкви во время Божественных служб, однако ж, Господь не удостоивал меня несколько времени и тех благодатных ощущений, которых прежде сподоблялся я, многогрешный, во время совершения Божественной литургии. Глубоко чувствовал я эту потерю и беспрестанно повторял: согрешил, Господи, прогневал благодать Твою.
Но прошло с месяц, и Господь снова умилосердился надо мною. Стоя за Божественною литургиею со вниманием и страхом, я, во время призывания иереем Святаго Духа, ощущаю, как и прежде, чудное благоухание, исходящее из алтаря от Св. Престола, — и душа моя чувствует такую радость, какой и описать нельзя; могу только сказать, что, если бы кто в это время показал мне горы золота и обещал дать их в собственность, я отверг бы предложение, даже не взглянул бы на эти горы...
По неисповедимым судьбам Божиим и по моим грехам в настоящее время благодать Господа скрылась от меня. Я сетую об этом, чувствую свою греховность, но не отчаиваюсь в милосердии Господнем; только дай нам, Господи, быть при Святой Матери Нашей Церкви, о грехах своих покаяние приносить, милость Божию и прощение грехов получить и Единаго в Троице Бога хвалить, Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно, и во веки веков.
Аминь.
Повторяю вам, любимцы мои: все то, что только сообщил я вам здесь, все это сущая правда.
С Божиею помощью и по молитвам отца игумена Назария я, неразумный, написал сие сказание для того, чтобы люди, погруженные, как и я прежде, во тьму заблуждения раскольнического, познали матерь свою, Святую Соборную и Апостольскую Церковь. Если кто в подкрепление сказанного мною присоединит и от себя что-либо в пользу Православной Церкви и к прославлению имени Божия, — то порадуюсь и я и Бога хвалить не престану. Если же кто извлечет что-либо полезное во спасение души своей и из написанного здесь мною, то да помолится и о мне, грешном, дабы чрез молитвы его получить мне во грехах моих прощение как в сем веке, так и в будущем.
В незабвенную память благодеяний Божиих, оказанных многогрешному, написал я собственною моею рукою об обращении моем из пагубного заблуждения раскольнического ко Святей Соборней и Апостольстей Церкви, в 7291 году от создания міра, а от Рождества Христова в 1783 году, в исходе месяца июня и в начале июля. Благодарение приношу Богу и должен всегда приносить Ему, что не попустил Он сатане поглотить душу мою за беззакония мои и свести ее во ад.
Многогрешный и убогий монах Киприан».
На подлинной рукописи — две надписи, разными руками написанные старинным почерком:
1-я надпись
«Оный монах Киприан пострижен в схиму был в 1796 году, и наречено имя ему — схимонах Кириак, а в 1798 г., мая 20 числа, в четверток после полудня преставися».
2-я надпись
«А пред смертию, вставши, сел и попросил воды испить, и испивши так как с ложечку, и с час времени полежавши, паки вставши, сел и сказал сии слова: «Теперь слава Тебе, Господи!» — и с сими словами предаде дух Богу и главу опустил вниз.
Вечная память достоблаженному брату нашему, схимонаху Кириаку. Бог да ублажит его и упокоит и нас помилует, яко благ и человеколюбец. Аминь.
Сие написано в Валаамском монастыре, в незабвенную последующим родом память».
Еще приписано:
«Тетрадь преподобного отца схимонаха Кириака дана, по преставлении, монаху Иоанникию».
Видно, положено быть сему в юдоли этой, где духовное, душевное и плотское так сплетены тесно между собою, что и разделить их невозможно, пока не явится великая разделительница — смерть; так вот и мне, убогому монаху, под числом этим приходится отметить не то, что духа, а то, что — плоти. От дождливой погоды появилось изобилие всякого рода грибов: братия всякий день набирала их помногу на трапезу. Находили грибы из породы белых, называемых «боровики», необыкновенной величины: на верхней шляпке в одну поперечную линию по две и по три четверти аршина. Один из таких грибов в две четверти поперек шляпки, совершенно свежий и крепкий, стоял на столе в трапезной, как исполин. Весом он оказался 4 фунта.