Когда мы вышли из этого сада, то нам пришлось спуститься вниз. Там мы увидели море; через него переправлялись люди: одни были в воде по шею, у других из воды были видны только одни руки; некоторые переезжали на лодках. Меня святая мученица перевела пешком.
Еще мы видели гору. На горе в белых одеждах стояли две сестры нашей обители. Выше их стояла Матерь Божия и, указывая мне на одну из них, сказала:
— Се даю тебе сию в земные матери.
От ослепительного света, исходящего от Царицы Небесной, я закрыла глаза. Потом все стало невидимо.
После этого видения мы стали подниматься в гору. Вся эта гора была усеяна дивно пахнувшими цветами. Между цветами было множество дорожек, расходившихся в разных направлениях. Я радовалась, что так тут хорошо, и вместе с тем плакала, зная, что придется расстаться со всеми этими чудными местами и с Ангелами, и со святой мученицей.
Я спросила Ангела:
— Скажи мне, где мне придется жить?
И Ангел, и святая мученица ответили:
— Мы всегда с тобою. А где бы ни пришлось жить, терпеть всюду надо.
Тут я опять увидела св. Архистратига Михаила. У сопровождавшего меня Ангела в руках оказалась Св. Чаша, и он причастил меня, сказав, что иначе «враги» воспрепятствовали бы моему возвращению. Я поклонилась своим святым путеводителям, и они стали невидимы, а я с великой скорбью вновь очутилась в этом міре».
Все это со слов Ольги мною было записано в Киеве 9 апреля 1917 года.
Далее повествование о видениях Ольги поведется уже со слов ее старицы м. Анны.
«В первые дни своего сна, — так рассказывала мне м. Анна, — Ольга все искала во сне свой шейный крест. По движениям ее было видно, что она его кому-то показывала, кому-то им грозила, крестила им и сама крестилась. Когда первый раз проснулась, говорила сестрам:
— Этого враг боится. Я ему грозила и крестила, и он уходил.
Тогда решили дать ей в руку крест. Она крепко зажала его в правой руке и не выпускала 20 дней так, что и силой нельзя было у нее вынуть. При пробуждении она крест выпускала из руки, а перед тем как заснуть снова брала его в руку, говоря, что он ей нужен, что с ним ей легко.
После 20-го дня она его уже не брала, объяснив, что ее перестали водить по опасным местам, где встречались «враги», а стали водить по обителям райским, где некого было бояться.
Однажды во время своего чудесного сна Ольга, держа в одной руке крест, другою распустила свои волосы, покрыла их бывшей у нее на шее косынкой. Когда проснулась, то объяснила, что видела прекрасных юношей в венцах. Юноши эти ей подали тоже венец, который она надела себе на голову. В это-то время она, должно быть, и надевала косынку.
1 марта, в среду вечером, Ольга, проснувшись, сказала:
— Вы услышите, что будет в двенадцатый день.
Бывшие тут сестры подумали, что это число месяца и что в это число с Ольгой может произойти какая-нибудь перемена. На эти мысли Ольга ответила:
— В субботу.
Оказалось, что то был 12-й день ее сна. В этот день у нас в обители узнали об отречении Государя от престола. Первою узнала об этом по телефону из Киева я. Когда вечером Ольга проснулась, я в страшном волнении сказала ей:
— Оля! Оля! что случилось-то: Государь оставил престол!
Ольга спокойно на это ответила:
— Вы только сегодня об этом услышали, а у нас там давно об этом говорили. Царь уже там давно сидит с Небесным Царем.
Я спросила Ольгу:
— Какая же тому причина?
— Какая была причина Небесному Царю, что с Ним так поступили: изгнали, поносили и распяли? Такая же причина и этому Царю. Он — мученик:
— Что же, — спрашиваю я, — будет?
Ольга вздохнула и ответила:
— Царя не будет, — отвечает, — теперь будет антихрист, а пока новое правление.
— А что, это к лучшему будет?
— Нет, — говорит, — новое правление справится со своими делами, тогда возьмется за монастыри. Готовьтесь, готовьтесь все в странствие.
— Какое странствие?
— Потом увидите.
— А что же брать с собою? — спрашиваю.
— Одни сумочки.
— А что в сумочках понесем?
Тут Ольга мне сказала одну старческую тайну и прибавила, что и все то же понесут.
— А что будет с монастырями? — продолжаю допытываться. — Что будут делать с кельями?
Ольга с живостью ответила:
— Вы спросите, что с церквами делать будут? Разве одни монастыри будут теснить? Будут гнать всех, кто будет стоять за имя Христово и кто будет противиться новому правлению и жидам. Будут не только теснить и гнать, но будут по суставам резать. Только не бойтесь: боли не будет, как бы сухое дерево режут, зная за Кого страдают.
Я опять спросила Ольгу:
— Зачем же им разорять монастыри?
— Затем, что в монастырях люди живут ради Бога, а такие должны быть изгнаны.
— Но мы, — говорю, — и в монастыре одни других гоним.
— То, — отвечает, — не вменится, а вот это гонение вменится.
При этом разговоре сестры пожалели Государя.
— Бедный, бедный, — говорили они, — несчастный страдалец! Какое он терпит поношение!
На это Ольга весело улыбнулась и сказала:
— Наоборот: из счастливых счастливейший. Он — мученик. Тут пострадает, а там вечно с Небесным Царем будет.
На 19-й день своего сна — в субботу 11 марта — Ольга, проснувшись, сказала мне:
— Услышите, что будет в 20-й день.