Сергий Нилус - Полное собрание сочинений - Том 6

Иду островом долго, всё-таки четыре версты. Но вот в хвойнике показался просвет. И чудо, право, какое чудо! Главы церквей, стены, собор; ещё прибавил шагу — весь монастырь предо мною. Чувствую, как внутренний восторг всего объял и, само собою, быстрее потянулся к Святым воротам… Достиг. Но заколочены они, и полинялая казённая надпись не пускает. Перекрестился, приподнял щеколду и по-свойски через калитку прошёл за ограду. Иверское детище преподобного Никона и издалека-то изумляет, а вблизи и вовсе монастырь неописуемо величествен. Прямо перед лицом — огромный Успенский собор, справа наместничьи покои, слева трапезная, а за спиной — братские келлии. Колокольня хоть и разобрана вполовину — без верхних ярусов, но и такой впечатляет; крепостные башни — их десять — прочно связали каменный кушак стен. Здесь творили молитву люди, здесь возрастали душой. А теперь запустение и воет ветер. Помолился под синим небом, сомкнутым с синей водой, и Нилуса помянул.

Официально тут база отдыха «Дар Валдая». Почтовый ящик владеет, может быть, тот самый военный завод, который отравил Святое озеро. Ни одного рыболова на воде нет. В городе рассказывали: озеро так замордовали, что рыба ловится без плавников. Отравители и развлекаются, загаживая твердыню духа.

Формально вроде бы монастырские строения «поставлены на консервацию». Но она длится четверть века, и зданиям выстоять не способствует. Нужна служба Богу живая, тогда бы и жизнь заиграла в полноте. Монастырь возделать можно, невозвратных утрат в строениях нет. Взять, допустим, братский корпус. Да, сейчас он разорён, и реставраторы могут погубить окончательно, ежели на десятилетие растянут восстановление. А был бы снят запрет с монастыря, отдали бы его в руки верующих71, и этот корпус и все, все хоромы, и собор, и даже колокольня сразу бы возродились! Никон строил монастырь три года, и мы б его тоже за три года вывели из запустения. Чтоб возносилась тут молитва Богу.

В самом широком месте остров всё же менее версты. Это как раз там, где Иверские стены. Вышел к озеру за монастырь: ходуном ходят лютые волны, сурово дует ветер, но красота благословенная, кажется, только тут и возможна. Чувствую, и уже ясно слышу, как возносится в голубое поднебесье Аллилуйя. Почто нас оставил, Боже!

Чтоб потруднее был путь, взял с собою старый, никоновский, кирпич: раскиданы у братского корпуса в отвалах да и везде по монастырю и даже на лесной дороге. Потяжелее лучше, чем пустому. Перекрестился — и в путь. Холодный ветер подгоняет. Но в ельнике потеплело. Пугала меня в гостинице дежурная: на острове вепри бродят, а то и «сам» догонит, мишатка. И баба изобразила вставшего на дыбки мишатку. Ей это легко было сделать, ведь сама-то вылитая медведица. Иду, припоминаю разговор тот. Улыбнулся, больно уж чудно баба медведицу представляла. Шёл до гостиницы около трех часов, ухрястался хорошенько; кирпич не сайка, пятнадцатифунтовый. Зато на душе тепло и чисто. В постижении святыни побеждается естества чин, укрепляется потребность в духовном делании. Помоги, Господи!

г. Валдай, 25 октября 1987 г.

В день мучеников Прова и Андроника.

Величайший акт веры

Симбирский помещик, совестный судья Николай Александрович Мотовилов называл себя «служкой Серафимовым», учеником и последователем всея России чудотворца, преподобного Серафима Саровского. Благочестивый, Боголюбивый, живший по правилам крепкой истины, Мотовилов являл собою, как бы в чистом виде, тот тип русского человека, нацело определявшего лицо народа — совестливого, богомольного, слитного с коловращеньем земного бытия. Николай Александрович был в высшей степени наделён пониманием Божественного, провиденциального, и не только обладал пониманием, но и постигал духовное делание, неуступчиво берёг от расхищения Святоотеческое достояние Церкви. Не высоковыйный гнев, а смиренномудрие руководило им, получавшим от Божиих щедрот исцеление от скорбей, причём и телесных — долгоденствие и просветлённое жизнечувствие. Жертвуя немалые вклады в Саровскую и Дивеевскую пустыни на возведение и внешнее благоустройство храмов, Мотовилов помыслом и делом подкреплял стремление преобразить светлорусский простор небесными Знаками благодати.