— Что вы меня, за дуру принимаете? Этих секретных разработок везде понатыкано…
— Как же вам смогли задурить головы: Тигран!
— Здесь, командир.
— На твоих глазах человек превратился в дракона. Ты подтверждаешь?
— Да. Сам видел, сам трогал, сам убивал тварь.
— Как — в дракона? — ахнула Надежда.
Тигран пожал плечами и отошел.
— Ты сама, повторяю, сделала шаг — и очутилась за две тысячи километров…
— Я не понимаю, какое это имеет отношение…
— Такое, милая моя Наденька, что весь твой прежний житейский опыт сегодня становится бесполезен. Ты, наверное, все еще думаешь, что неприятности наши начались через то жалкое золото? Что за нами гоняется какая-то мафия, или контрразведка, или еще кто-то подобный — зловредный, но человеческий и потому объяснимый? Кого можно понять, сторговаться или перейти на его сторону? А лучше всего — отвернуться и не замечать, что он там делает за твоей спиной?
— Я вовсе не собиралась переходить на чью-то сторону. Я просто хочу жить своей жизнью и не позволять никому диктовать мне: Детям нужна нормальная школа, черт побери, а не эта деревенская дыра! Я уже не говорю о себе, моя репутация погибла…
— Опять двадцать пять. Если в тебя ударяет молния — кто виноват?
— Молния? — вдруг подбоченилась Ашхен. — Я не знаю, что там с молниями, а школа детям нужна нормальная! Я послушала, чему их тут учат…
— Да! — вспыхнув вновь, закричала Надежда. — И я не хочу, чтобы дети ходили в школу под охраной вооруженных мужчин и даже несмотря на охрану…
— А ну, заткнитесь все! — вскочил Коминт. — Распустил вас!
— Молчи уж, однорукий, — развернулась Ашхен. — Позорище мое.
— Они были в форме полиции, — вступился Тигран. — Только поэтому…
— Полиции-милиции, — фыркнула Ашхен. — Последнее дело — позволять себе руки крутить.
— Так что же, — тихо спросил сзади Костя, — нас опять нашли?
— Может быть, да, может быть, нет, — сказал Николай Степанович. — Все как обычно…
— Вы устали?
— Устал. Я постоянно упускаю из виду что-то важное. Я все время делаю что-то не то: Надежда, давай отойдем на два слова. Митинги — это не моя стихия.
Надежда набрала воздуха, чтобы возразить, но доселе молчавшая Светлана тихо велела…
— Иди.
Уставившись под ноги и тихо бормоча, Надежда направилась за Николаем Степановичем.
Этот рум, в отличие от всех известных ему раньше (круглое помещение, прямоугольное помещение и соединяющий их коридор — этакая буква "Ю"), был большим и разветвленным сооружением. Не особо мешая друг другу, здесь могло разместиться человек двадцать пять. Судя по всему, им не пользовались более двух веков (содержимое оружейного ящика вызвало бы мгновенный разрыв сердца у любого коллекционера: набор ятаганов и кривых сабель, прекрасной выработки дамасские кинжалы, серебряные пороховницы и рожки, две фузеи, ручная митральеза, французский тромбон и полтора десятка разнообразных дорожных пистолетов), и это пока не находило никакого логического объяснения. Румы (этот и восемь подобных ему) были обозначены на карте, хранившейся у Фархада — но никто и никогда из приобщенных к Великим Тайнам даже полунамеком не выдавал этого знания. Что ж, еще в пятьдесят третьем Николай Степанович всерьез заподозрил, что в Ордене имеется свой маленький "внутренний Орден", ничего общего не имеющий с Капитулом — но бурные события последующих лет помешали додумать эту мысль…
В закутке, где у стен стояли две слишком короткие дубовые лавки, а с потолка на цепях свисал бронзовый светильник, источающий желтовато-оранжевый, как солнце ветреным вечером, свет, они сели друг против друга и долго молчали.
— Когда-то, очень давно, мне предложили выбрать между жизнью и смертью, и я выбрал жизнь, — сказал Николай Степанович. — Возможно, я ошибся. И все, что теперь творится со мной, с моими близкими, с далекими — плоды той ошибки. Но я боюсь, что уже поздно что-то менять. Вы просто попали в круги, расходящиеся от меня. Даже если я застрелюсь сейчас — ничто не изменится: Хуже того, Надежда: если мы сумеем как-то сбежать, скрыться, затеряться — пройдет очень немного лет, и нас достанут все равно, потому что: потому что их станет много…
— Кого?
— Назовем их драконами. Древняя раса. Дочеловеческая. Они лежат где-то под землей, а их слуги готовят им условия для выхода наверх.
Надежда помолчала.
— Не могу в это поверить. Вот что хотите со мной делайте…
— Я видел одного из них. И Тигран видел. Мы убили его — чуть раньше, чем следовало. Наверное, сегодня ночью мы пойдем еще раз — посмотреть на его труп. И задать ему оставшиеся вопросы.
— Трупу?
— Да.
— Звучит, как бред сумасшедшего.
— Да. Я думаю, они немало постарались, чтобы все, что о них случайно узнают люди, звучало, как бред сумасшедшего: Надежда, у тебя мальчишки. Чтобы им потом не пришлось: понимаешь, вся твоя финансовая возня, вся эта заготовка сена накануне большого пожара…
— Я пойду с вами. Туда, поговорить с трупом.
— Вложить персты в раны?
— Вот именно.
— Хорошо, — кивнул Николай Степанович. Надежда вздрогнула. Может быть, она хотела, чтобы ей отказали.
Вошел Гусар, посмотрел внимательно.