Серия «Гиперборейская чума» [3 книги]

Несмотря на всю вашу тайную армию и многовековой опыт сопротивления.

Почему?

— Почему же не можем? Очень даже можем. Вот вами и откроем.

— Я понимаю, что к этому все в итоге сведется. К банальному принуждению. Так скажите, нужен мне такой союзник или нет?

— А у вас есть выбор?

— Разумеется.

— Нет у вас выбора! Потому что…

— Потому что вы уже захватили мою семью, — скучным монотонным голосом сказал Николай Степанович, — и готовы вот-вот предъявить мне их примерно в том же виде, что четыре часа назад — двух дорогих мне женщин? Эх, Сергей Илларионович. Господин лейб-гвардии поручик. Не стыдно?

— Не стыдно. На карту поставлено все.

— Я не об этом. Ослабли вы разумом, воюя против несчастных медлительных тварей. В Аргентину, наверное, барон отправился с группой товарищей? У него там собственный немалый интерес возник. Так вот, их всех или уже нет на белом свете, или торопятся немногие уцелевшие с печальным известием…

Каин дернулся, как от внезапного ледяного прикосновения.

— Что?

— Это была ловушка, — холодно сказал Николай Степанович, доставая портсигар. -

Крысоловка. Курить будете? Отличные сигареты, рекомендую: Я расставил несколько ловушек, и вы умудрились попасть во все. Неужели вы считали меня способным на то, чтобы посадить своих родных в центр мишени и заставить посылать мне письма через цыган, которых вы контролируете? Даже обидно, право. Я и сам не знаю, где сейчас находится моя семья. Знаю только, что под охраной таких людей, с которыми вам не сладить… Да, Каин, я был о вас лучшего мнения. Деградация налицо. Что мне теперь прикажете с вами делать?

— Не забывайтесь, — в голосе Каина зазвучали свистящие нотки, — это вы у меня в руках, а не наоборот!

— Пойдемте посмотрим, — предложил Николай Степанович. — Вообще-то я просил, чтобы нам не мешали…

За дверью стоял Коминт.

Увидев его, Каин попятился.

Коминт, опустив руки, медленно пошел к нему.

— Коминт, — позвал Николай Степанович.

— Что? — не оборачиваясь и глядя в грудь Каину, отозвался Коминт.

— Наверху ничего не случилось?

— Нет, все нормально.

— Тогда погоди. Он нам еще будет нужен.

— Ты видел его войско?

— Частью.

— Тогда ты ничего не видел, командир: На что он нам?

— Живец.

— Зря. Таких надо: Впрочем, как знаешь. Ты командир…

— Идите, Каин, — сказал Николай Степанович и кивком указал на лестницу.

В обширном вестибюле чьей-то недостроенной виллы сидело на корточках вдоль стен Каиново воинство. Их на взгляд было десятка два. Среди обычных зомбиков попадались и те, другие: с металлическими руками и ногами, с клинками-косами, с толстыми воронеными стволами, торчащими из плеч…

Перед ними стоял Илья в джинсовом жилете на голое мускулистое тело и неслышно наигрывал что-то на свирели.

— На тихой дудочке любви, — сказал, подходя, Костя. — Здесь все, командир.

— Хорошо. Илья, сдай этих бедняг другому, пойдешь со мной. Яков Вилимович!

— Здесь: — откуда-то из-под лестницы отозвался Брюс. — Иду.

Горбатый цыган подошел к Илье, принял свирель. Воинство Каина шелохнулось, будто бы вздохнуло, но осталось сидеть.

— Батяня, — сказал Илья, тылом кисти вытирая рот, — надо с ними что-то делать. Не вечно же в дудочку над ними дуть…

Николай Степанович, не ответив, присел рядом с четвероруким парнем. Транс колдовской музыки не мог разгладить жестких складок возле губ. Меж неплотно сведенными веками розовел белок глаз. Лет десять назад, скорее всего, это лицо было на фотографии, которую показывали по какому-нибудь местному телевидению. "Мальчик десяти лет, ушел из дома и не вернулся. Был одет в коричневое драповое полупальто с цигейковым воротником:"

— Ты прав, Илья. Надо что-то делать…

По дымному следу (Из рассказов дона Фелипе)

— Это я теперь в деревне вроде как самый главный, а приехал-то позже всех.

Тогда, из болот, я уходил последним — и то ли свечку задел, то ли земля так неудачно повернулась: Очутился я опять же в болоте. Но как бы и в бане в то же время. Кое-как выбрался — на третий день…

Вот представь: болото. Тростник какой-то, осока, прочая гадость. Лягушки вот такие — тебе по пояс, пожалуй. И все время кто-то кого-то жрет, и думаешь только: слава Богу, не меня. А делаешь шаг — и вот-те нате, хрен в томате: автострада, бензоколонка, машины едут. Ну, вылез я… руки, понятно, вверх: война же была, чужаков так и так в полицию сдавали; а в Америке этой человека в полицию сдать не западло, а гражданский долг. Долго со мной разбирались, но видно был по мне: из германского плена мэн. Пока переводчика нашли, я кое-что смикитить сумел и легенду выстроил. Будто бы сидел во Франции, бежал через Испанию на панамском шипе. А панамцы эти долбанные меня нашли и за борт выбросили: И так я в это поверил, что панамцев до сих пор не люблю. И что ты думаешь: скушали мою брехню за милую душу: доверчивые были, это потом мы им ума-разума вложили. Переводчик, бывший таксист парижский, Москаленко, так хорошо переводил, что мне только "да" и "нет" отвечать оставалось. Много я из его переводов о Франции да Испании узнал…