В Петрограде холод и слизь, большевики готовятся к октябрьским торжествам. Предвкушая раздачу праздничных пайков и демонстрацию трудящихся. Отсюда Петроград казался городом измышленным, никогда не существовавшим в действительности, а единственно в предсмертных видениях государя Петра Алексеевича.
Белые, комьями и горами, облака вставали из-за перевала.
Здесь часто бывало так, и я нигде и никогда больше не видел подобного: облака летели навстречу друг другу, сталкиваясь и пожирая друг друга, словно пытались разыграть передо мною сцену из древнего мифа, сложенного народом, давно покинувшим лицо земли.
А я понимал себя первым и пока единственным человеком на свете, пришедшим на смену тому неведомому племени. Много странных сущностей мне предстоит найти — и каждой нужно будет дать имя. Беда, если сущность не уложится в это имя… Беда поэту и магу, сбившимся с Пути…
Налетел ветер, толкнул в грудь. Ветви пандануса вдруг шевельнулись — и тугая волна прошла по ним от края до края необъятной кроны, будто змей или дракон, проснувшись, потянулся и вновь свернулся в кольцо. На миг сверкнул между листьев кровавый глаз — и тут же померк, убедившись в отсутствии перемен.
К тонким внешним стволам пандануса мальгаши привязывали из года в год разноцветные ленточки, лоскутки и нитки бус, каменных и стеклянных — на счастье. За счастьем же и пришли сюда старик и девочка.
Старику было за сто, девочке — года четыре. На них были белые одежды. В костяной, табачного цвета руке старик держал отполированный временем черный посох. Через плечо девочки перекинута была тряпичная торба, набитая чем-то объемным, но легким.
— Здравствуйте, люди, — сказал я по-мальгашски.
Старик молча поклонился, а девочка посмотрела на меня такими черными и такими огромными глазами, каких у людей не бывает. Старик шепнул ей на ухо, она подбежала ко мне и вложила в ладонь что-то теплое и твердое. Я посмотрел: это был золотой православный крестик с закругленными лопастями и русской надписью «Спаси и Сохрани».
— Красавица, — растерялся я. — Да мне и отдарить тебя нечем!
Девочка улыбнулась и развела руками. Я посмотрел на старика. Тот медленно кивнул и сделал странный жест, значение которого мне предстояло понять много позже.
7
Арлекин не человеческая особа, но бестия преображенная.
Утром выпал снег, и Москва была черно-белой. Мороз щипал лица.
Сегодня вышли без Коминта. Он остался на связи. Берлога Каина располагалась где-то в пределах Садового, и это было все, что Илья знал. Но Гусар дал понять, что эта задача ему по зубам…
Вчера бесплодно шатались по Пятницкой. Сегодня решили начать с Тверской.
Гусар, остановившись у собачьего киоска на Маяковского, потребовал купить ему поводок. Николай Степанович поводок купил, нацепил на пса. Гусар взял конец поводка в зубы и вручил его Илье.
— Ага, — догадался Николай Степанович. — он тебя в пару берет. Ну да, ты же этого Каина по личности помнишь.
Илья, подстриженный коротко и с непривычно босой физиономией, походил сейчас не на цыганского барона, а на популярного актера, которого все знают в лицо, да вот только фильмов, где он играл, и фамилии его припомнить не могут.
Николай Степанович предложил купить ему темные очки, но Илья с каким-то остервенением от обновы отказался. В очках пусть барканы ходят!
Илья с Гусаром повлекли Николая Степановича по Тверской в сторону Кремля.
На тротуарах было тесно. Николай Степанович сделал попытку остановиться у книжного развала, чтобы купить книжку с собственным портретом на обложке, но его дернули за рукав и потянули.
— Больно умный! — проворчал кто-то, скорее всего, Гусар, поскольку Илья на такое нарушение субординации не осмелился бы.
Около гостиницы «Минск» им зачем-то попытался загородить дорогу джигит в адидасовском костюме, но Илья и Гусар хором взглянули на него и даже, кажется, зарычали — и джигит куда-то делся. Скорость его исчезновения была фантастическая.
В подземном переходе женщина в красной шляпке вдруг бросилась к ним с криком:
— Мужчина, какая у вас порода?!
— Цыган я, — честно ответил Илья.
— Ой, да не вы! На черта мне вы? Собачка какой породы?
— Цыганский терьер, — подсказал подоспевший Николай Степанович.
— Не морочьте мне мозги! — сказала женщина. — Я же вижу, что это тибетский мастифф. Их в России вообще нет! Их и на Тибете почти нет, и даже в Англии!
Гусар неожиданно обрадовался, заплясал и лизнул даме руку.
— А откуда, по-вашему, берутся все цыганские терьеры? — сказал Николай Степанович. — Равно как и цыганские лошади!
Развить тему Гусар не позволил. Он устремился вперед, привязанный Илья за ним, и Николай Степанович, махнув даме ручкой, вынужден был так хорошо начавшийся разговор прервать.
Около здания «Известий» Гусар вдруг сел и стал прислушиваться, медленно вертя башкой.
— Думай про него, Илья, думай, — тихо сказал Николай Степанович.