Серия Киллмастер автора Джона Мессманна

Когда я смотрел на Мону, идущую рядом со мной, я знал, что беспокойный огонь внутри меня вспыхнет и поглотит ее, если она будет играть в игры. Она была великолепной женщиной, и ее глаза были чертовски провокационными, но она была помощницей майора Ротвелла, и я не хотел начинать что-то неприятное. Но, пробормотал я себе, сейчас не ночь, чтобы играть со спичками.

Апартаменты Моны обставлены удобной мебелью, с красивым длинным диваном и журнальным столиком уникальной формы. Декор был бело-красным, с соответствующим красным диваном и драпировками, двумя большими белыми мягкими стульями, которые создавали контраст. Мона показала мне свой винный шкаф и попросила приготовить напитки, пока она переодевается. У меня был готов мартини, очень холодный и очень сухой, когда она вышла в черных брюках с топом из белого джерси, ласкавшим ее грудь. Она начала ужинать во время первого мартини и вышла, чтобы посидеть со мной во время второго.

Я спросил ее. - "Вы родились здесь, в Квинсленде?"

«Я родилась в Гонконге», - ответила она. «Папа был майором британской армии, и мы тоже какое-то время находились в Пекине. Конечно, это было все до того, как коммунисты пришли к власти».

«Что такое такая красивая женщина, как ты, неженатая?» - спросил я и быстро извинился за вопрос. «Я не хочу показаться грубым, но, черт возьми, я думал, что австралийцы хорошо разбираются в женщинах».

Она засмеялась и попросила меня сделать еще один раунд. «Я здесь всего три года», - сказала она. «Пока я не приехала сюда, я была в основном в Англии, и все эти узкобедрые, худые англичанки заставляли меня чувствовать себя не на своем месте. Я много держала в себе.

Это был ответ, который не отвечал на мой вопрос, но я не стал настаивать на этом. Глаза Моны блуждали по мне, когда она остановилась, чтобы допить мартини.

"Ты веришь в мгновенное влечение, Ник?" - спросила она, откидываясь на диван.

"Вы имеете в виду какое-то непосредственное химическое взаимодействие между двумя людьми?" - спросил я. «Я верю в это. Это случилось со мной».

Она села и наклонилась вперед, ее лицо было всего в нескольких дюймах от моего. «Я тоже», - сказала она. «В первый момент, когда я тебя увидела». Ее губы, полные и влажные, послали свое собственное приглашение, пока она оставалась здесь, передо мной, не двигаясь, просто посылая волны тепла. Я наклонился вперед, и мои губы нашли ее губы - я сразу почувствовал, как ее рот открылся, ее язык прижался к краю зубов, ожидая прыжка вперед. Мы целовались, не касаясь тел, руки по бокам, как две змеи, движущиеся вместе в покачивающемся ритме. Вдруг она отстранилась.

«Я чувствую запах гари», - сказала она и бросилась на кухню.

«Конечно, милая», - тихо пробормотала я себе под нос. «И это я». Били часы, мягко перезвонили, и я гипнотически наблюдал, как их маятник покачивается. Это был старинный предмет, выкрашенный в белый цвет, который покоился на мантии с вазами с красными розами по бокам.

«Ужин готов», - услышал я голос Моны из другой комнаты и вошел. Она подавала ужин так, как будто мы никогда не целовались, как будто в этот момент электричество и не взорвалось. И только когда я поймал ее взгляд, я понял, что течение все еще существует. Она быстро отвернулась, как будто боялась, что искра может снова загореться, и продолжала непрерывно болтать о приятной беседе во время ужина. Она подала хороший австралийский сотерн с курицей, которая имела неприятный вкус. После обеда хороший испанский бренди Domecq с настоящим телом и ароматом. Мы вошли в

в комнату, чтобы выпить бренди, и я почти решил, что ее спас колокол. Она видела, как я смотрел на часы на мантии. Было восемь часов.

«Если ты уйдешь отсюда в десять тридцать, ты легко справишься», - сказала она, читая мои мысли. Я усмехнулся ей, и внезапно в ее глазах снова зажглось электричество. Они держали мою и не дрогнули, пока она допила бренди.

Внезапно она бросилась вперед, обняв меня за шею. Ее рот лихорадочно работал с моим, покусывая, пожирая, ее язык проникал глубоко в мой рот. А потом все беспокойное зудящее разочарование ворвалось во мне, и я ответил на ее лихорадочный голод своим собственным.