На госпожу де Бурбон произвел самое благоприятное впечатление присланный к ней молодой монах. Рвение и набожность образцовые, рассудительность не уступает пылу; но что еще важнее, под рваной рясой и нечесаной бородой скрывался аристократ, превосходно образованный и с безупречными манерами. Бывших дворян не бывает: ничем нельзя было скрыть, что нынешний отец Жозеф прежде был бароном де Маффлие. Вельможи, министры короны, принцы и принцессы крови — вот кому было легко с этим необычным монахом. Он был «один из нас», член касты. Кроме того, по словам современника, «его беседа была увлекательной, а обхождение с людьми благородными — бесконечно ловким». Элеонора Бурбонская была увлечена не меньше всех остальных. Покончив с делом, ради которого отец Жозеф явился, она попросила у него совета в собственных затруднениях. Речь шла не о пустяках. Фонтевро и дочерние монастыри жили пусть и не скандальной, но чрезвычайно мирской жизнью. Обители превратились в нечто вроде закрытых загородных клубов для женщин. Из трех монашеских обетов обет целомудрия соблюдался неукоснительно; обет послушания — кое-как, обет бедности вообще не соблюдался. Монахини сохраняли свои доходы, имущество и слуг. Благочестивая, пусть и на довольно туманный лад, настоятельница хотела чем-то помочь ордену. Но чем? И как?
Отец Жозеф обсудил положение с настоятельницей и Антуанеттой Орлеанской — ее заместительницей и племянницей. Жившая намного более интенсивной и глубокой религиозной жизнью, чем ее тетка, принцесса Орлеанская давно мечтала о создании — внутри ли ордена Фонтевро или отдельно от него — конгрегации созерцательниц. Именно такого советчика и помощника, как приехавший к ним молодой мистик, с его энергией и хваткой, она всегда надеялась найти.
Отец Жозеф разработал два проекта: умеренной реформы — для госпожи де Бурбон и более мирских насельниц Фонтевро, и радикальной — для принцессы Орлеанской и тех монахинь и послушниц, которые пожелают вместе с ней вести созерцательную жизнь в строгом затворе. С ревнительницами той мистической и аскетической религии, какую исповедовал и он сам, отец Жозеф сотрудничал от всего сердца и с величайшим удовольствием. С госпожой де Бурбон и мирской партией дело обстояло иначе. Молодой монах хотел одного — оставаться благовестником и апостолом мистицизма; а по несчастному стечению обстоятельств оказался глубоко вовлечен в крайне тягостное для него предприятие — в исправление монахинь, которые исправляться, даже слегка, не желали и располагали достаточным богатством и влиянием, чтобы вставлять исправителю палки в колеса. Но решая эту неблагодарную задачу, он выказал столь выдающиеся таланты, что ему так и не позволили ее с себя сложить и вернуться к миссионерским трудам. Назначавшийся поочередно блюстителем монастырей в Ренне, Шиноне, Туре, он регулярно наведывался в Фонтевро. Там, среди знатных дам в нарядных рясах, он героически старался уничтожить малейшие остатки собственных чувств по отношению к возложенной на него задаче. Ее исполнения требовала Божья воля, которой он — всего лишь орудие. Ежедневно и ежечасно он возобновлял свою решимость творить эту волю — решимость деятельную, единую,
Как бы то ни было, реформа Фонтевро оставалась крайне трудным и деликатным делом. Поскольку в подобных случаях ум хорошо, а два лучше, то отец Жозеф обратился за поддержкой и советом к предстоятелю соседней, Люсонской, епархии, которому еще не исполнилось и тридцати лет, но который уже славился своими способностями и реформаторским рвением. Звали раннее церковное дарование Арман Жан дю Плесси де Ришелье. Отец Жозеф с ним встретился; они обсудили неотложные и насущные дела, обменялись мнениями о предметах более общего порядка и расстались, питая взаимное восхищение и дружбу. Сковалось очередное звено в судьбе отца Жозефа.
Труд реформирования затянулся на годы. В 1610 году отца Жозефа перевели из Парижской провинции в Турень, чтобы он мог подольше бывать в Фонтевро, и с этих пор до 1613 года он проводил месяцы подряд в том или ином монастыре ордена, помогая принцессе Орлеанской в создании небольшой общины созерцательниц, а входившим в привилегированный клуб Фонтевро дамам пытаясь придать хоть сколько-нибудь монашеский облик. Трудности, с которыми он сталкивался, внезапно выросли со смертью старой госпожи де Бурбон. Право выбора преемницы принадлежало короне, а корону в тот момент представляла регентша, Мария Медичи, — она назначила герцогиню де Лаведан. И до и после назначения королева-мать обращалась к отцу Жозефу за советом и подобно всем, кто знал его в то время, составила о его добродетелях и способностях исключительно высокое мнение — которое и сохранила до того дня в 1630 году, когда бегство в Брюссель окончательно убрало ее с французской политической сцены. Снова обстоятельства складывались так, чтобы увести миссионера от проповеди в мир большой политики.