Серое Преосвященство: этюд о религии и политике

По праву духовного лица и со страстной убежденностью прирожденного проповедника он умолял их избавить страну от ужасов гражданской войны, вернуться под королевскую длань. Гранды выдвигали возражения, заявляли свои претензии, говорили о своих обидах. Проповедник немедленно уступил место дипломату: теперь с ними заговорил не Иезекили, а Тенеброзо-Кавернозо. С чарующим мастерством и во всеоружии прекрасных манер, усвоенных в академии месье де Плювинеля, он урезонивал их, улещивал; но иногда давал себе волю и высказывался откровенно и без обиняков, как дозволено благородному человеку в беседе с равными. Затем внезапно менял тон и вновь превращался в монаха-духовидца, который по праву звания может осуждать неправедные дела даже высших властей и предостерегать даже принцев о роковых последствиях в этом мире и в ином. Таков был метод переговоров отца Жозефа на протяжении всей его карьеры. Являя собой странную помесь Меттерниха с Савонаролой, он мог вести дипломатическую игру с двойным против обычного набором козырей. Не надо думать, что в этих случаях он действовал с рассчитанной неискренностью, что он сознательно переходил от одной роли к другой. Нет, в нем действительно совмещались Иезекили и Тенеброзо-Кавернозо, и он был действительно убежден, что политика, столь искусно проводимая последним, не меньше согласуется с волей Божьей, чем проповеди и наставления, которые были делом жизни первого.

Проведя неделю с мятежниками, он получил разрешение изложить их аргументы королеве-матери и ее советникам, стоявшим со своими войсками в Туре. Он сделал это, и по совету папского нунция Мария Медичи назначила его своим неофициальным представителем на переговорах.

В Туре возобновилось его знакомство с епископом Люсонским. Ришелье приступил к государственной деятельности за год до этого — как представитель духовенства на Генеральных Штатах; он приобрел расположение королевы-матери, произнеся речь, полную беззастенчивой лести; он обхаживал Кончини и Галигаи и за свои старания был вознагражден должностью штатного священника при королеве-девочке Анне Австрийской. Теперь он рыскал в окрестностях дворца, нетерпеливо дожидаясь случая ухватить кусочек политической власти, полагавшейся ему, как он считал, ввиду его исключительных способностей. Всякий раз, когда его предупреждали о приходе капуцина, Ришелье выезжал в карете встречать его. Ради какого-нибудь герцога или принца отец Жозеф не нарушил бы правило, воспрещавшее ездить верхом и в карете. Но Ришелье, как епископа, ему надлежало слушаться. Епископ временно освобождал монаха от обета пешего хождения. Когда выпрыгивали лакеи и распахивали перед ним дверь кареты, он мог сесть в нее с чистой совестью, зная, что поведение его в церковном смысле совершенно правильно.

Сидя рядом в карете, они разговаривали подробно и доверительно — о нынешнем мятеже, о слабости правительства, о состоянии страны в целом, об опасных планах Испании, о смуте, зреющей в Германии, о трудном положении Рима, теснимого явными врагами — протестантами и еще более зловещими друзьями — Габсбургами. По большинству вопросов монах и епископ были полностью согласны. Оба считали, что Франция отчаянно нуждается в сильном центральном правительстве, что с самовластием знати и гугенотов надо покончить и король должен стать единоличным властителем страны. Оба желали реформы и оживления французской Церкви. Оба были убеждены, что Франция — одно из избранных орудий Провидения и должна стать могущественной, дабы сыграть свою роль в христианском мире — ведущую роль, для которой Бог ее несомненно предназначил. Но если Ришелье был убежден, что правильная политика укрепления Франции должна быть четко антииспанской и антиавстрийской, то отец Жозеф, напротив, считал необходимым союз великих католических держав против еретиков. Первые среди равных, Бурбоны должны сотрудничать с двумя ветвями Габсбургов в воссоздании объединенного христианского мира. И тут его тон менялся. Тенеброзо-Кавернозо уступал дорогу Иезекили. Ришелье слушал и, когда пророческие громы затихали, спокойно замечал, что всякий добрый католик, конечно, желает видеть христианство более сплоченным, однако никуда не денешься от того факта, что вот уже сто лет Испания и Австрия пытаются стать господами Европы. Франция окружена их территориями. Испанские армии — на всех границах, испанские корабли ходят повсюду, от Бискайского залива до Нидерландов. Рано или поздно надо преподать этим Габсбургам урок.

— Но единство Церкви, — возражал монах, — цельнотканая риза…

— Тканная в Мадриде, — сухо отвечал епископ, — и расшитая в Вене.