Спокойна была только мирская часть отца Жозефа, только Тенеброзо-Кавернозо. Его религиозная часть, Иезекили, жила в состоянии хронической страстности, в какой-то лихорадке религиозного рвения. Иезекили казалось самым естественным делом неистово разглагольствовать о тишайшей молитве, сравнивать созерцателя с запыхавшимся бегуном. Все практические мистики, включая Бенета из Канфилда, предостерегали начинающего созерцателя от чрезмерного рвения. Жажда Бога, если ее не контролировать, может превратиться в преграду, отлучить душу от предмета ее желаний. Если человек собрался в долгое странствие по мистическому пути, он должен научиться желать Бога изо всех сил, но в сердечной тишине, желать Его пассивно — но всем сердцем, душой, всем своим существом. Сам отец Жозеф говорит о внутреннем смятении, подстерегающем душу, «которая не научилась управлять своими помыслами, не приняла от благодати, изобильно подаваемой в акте слияния, жезл духовный для владычества над своими чувствами». Однако можно усомниться в том, что ему самому был дарован этот духовный жезл. Что он вполне властвовал над всеми своими низшими страстями, неоспоримо; но его страстные и бурные сочинения, как и описанная современниками склонность к внезапным откровениям, видениям и восхищениям, свидетельствуют, что он так и не сумел преодолеть свое слишком естественное желание взять царство небесное силою. Позволительно верить, что если бы он его преодолел, если бы его опыт слияния был более спокойным и умиротворенным, заполненным не столько его сильными чувствами к Богу, сколько самим Богом, то он никогда не согласился бы рискнуть истинным познанием реальности ради политических обязательств, едва ли совместимых даже с его монашескими обетами и уж точно несовместимых с созерцательной жизнью.
Пусть отец Жозеф имел лишь неполный и не высшего порядка опыт единения; но на своем уровне это был опыт, безусловно, подлинный. Однако с течением лет и этот опыт приходил все реже. Отдавшись неуничтожимым занятиям, он, несмотря на ежедневную умную молитву, стал добычей горечи и разочарования. Конечно, видения и пророческие откровения по-прежнему ему даровались; но жизнь в близости к Богу, какую он знал в молодости, закончилась; теперь он жил в страшном и непреложном сознании, что Бог от него отошел. Настала темная ночь души — не та спасительная темная ночь, о которой писал Хуан де ла Крус, не темная ночь тех, кто претерпевает последнее и мучительное очищение от самостной воли; нет, это была иная, намного более ужасная, ибо бесплодная и обессиливающая, темная ночь, которая выпадает тем, кто видел Бога, а потом, по собственной вине, Его утратил. Отец Жозеф знал, что с ним случилось. Это ясно из следующего места в письме, которое он написал в последний период своей жизни одной из кальварианских аббатис. «Я знаю, — пишет он, — по личному опыту; я, в наказание за мои грехи и за небрежение данным мне от Бога временем, имеющий так мало покоя для размышлений о моем внутреннем существе и вечно отвлекаемый всевозможными заботами; — я знаю, как плохо не иметь союза с Богом, не вверять свою душу духу Иисусову, покоряясь его руководству; и я знаю, как необходимо поэтому иметь хорошее сообщество, где христиане подают друг другу помощь и силу. Когда я размышляю об этом и потом оглядываюсь на жизнь, какую ведем и я и большинство людей, то начинаю верить, что этот мир — лишь призрак и что все мы не в своем уме — ибо я не делаю различий, за вычетом внешней стороны, между нами, язычниками и турками».
Это — слова отчаяния, слова, заставляющие думать, что несчастный усомнился в своем спасении. А написав их, он обязан был возвращаться к отвратительной работе, в которую его запрягла верность Бурбонам, — к работе по распространению во всей Европе голода, людоедства, неописуемых зверств. Возвращаться к отвлекающим заботам, которые отлучали его от созерцания реальности; к дурному сообществу короля и кардинала, послов и шпионов; наконец, ко всем преступным безрассудствам высшей государственной политики; к сатанинской борьбе за власть над миром, про который он знал, что это призрак, кошмарная иллюзия; к оргиям насилия и коварства; к безотрадным битвам грубой силы и хитрой лжи, где с обеих сторон сражались безумцы, между которыми, как он теперь понимал, не было никакой разницы. И в награду за то, что он отвернулся от Бога, ему обещали красную шапку.
Глава 10
Политика и религия
Характер жизни отца Жозефа таков, что описание ее почти наверняка поставит перед пытливым умом ряд вопросов, непосредственно не связанных с самой биографией. Все эти вопросы более или менее затруднительны, но принципиально столь важны, что задача пишущего об этой странной карьере не будет выполнена до конца, если он хотя бы не попытается на них ответить.
Первый вопрос касается фактов. Каковы были исторические последствия политики, которую отец Жозеф помогал проводить кардиналу Ришелье?