Серое Преосвященство

Как только была избрана и вступила в должность новая аббатиса, отец Жозеф устремился в Мадрид — с такой скоростью и по такой жаре, что оба его спутника умерли, не дойдя до цели. Более выносливый от природы, движимый неукротимым духом, постоянно ощущавший присутствие Бога, отец Жозеф благополучно достиг Мадрида и сразу вступил в переговоры с герцогом Лермой и его царственным патроном. Прием представителю папы был оказан самый любезный и сердечный; идея крестового похода была сочтена в высшей степени похвальной и христианской. Но как только речь зашла о средствах, с помощью которых это принципиальное одобрение можно воплотить в активное дипломатическое, военное и морское сотрудничество с Францией, отец Жозеф обнаружил, что имеет дело не с послушными чадами Церкви, а с испанскими националистами. Разумеется, и те аналогичным образом восприняли отца Жозефа. Имея в глазу бревно, легче разглядеть его и в чужих глазах. Лерме и его хозяину стало ясно следующее: искренне веря, что крестовый поход весьма любезен Богу, монах вместе с тем убежден, что возглавить его и воспользоваться его лучшими плодами должна Франция. Последнее отец Жозеф обосновывал ссылками на историю. Франция играла главную роль в прошлых крестовых походах — играла потому, что именно такова была, несомненно, воля Провидения. Если в нынешнем походе Франция будет играть роль иную, чем главная, это будет нарушением исторической традиции и игнорированием воли Божией. Посему Франция должна играть ведущую роль. Это казалось аргументом неопровержимым — французам. Испанцам, к сожалению, — не таким убедительным. Одно не вызывало у них сомнений — поход в том виде, как его планирует отец Жозеф, усилит Францию за счет Испании. Опыт научил их, что старый девиз крестоносцев Gesta Dei per Francos[36] на практике может легко превратиться в Gesta Francorum, gesta Dei[37], и они разумно заподозрили, что такое превращение действительно произошло под тонзурой отца Жозефа. После четырех месяцев утомительных и безрезультатных переговоров монах вернулся восвояси, не добившись ничего, кроме самых туманных обещаний и уклончивых пожеланий успеха.

Холодность испанцев и зимняя стужа в горах не охладили его энтузиазма. По дороге домой он сочинил длинную лирическую рапсодию о вызволении греков из турецкого рабства. Две строфы этого стихотворения особенно поучительны. Si, pour te soulager, — пишет он, обращаясь к Греции, —

Si, pour te soulager, l'univers je tournoie,
C'est trop peu pour mes voeux;
Dans une mer de sang il faut que je me noie
Pour eteindre mes feux.[38]

Другими словами, крестоносное рвение отца Жозефа таково, что погасить его можно только морем крови инородцев. Немногие политические идеалисты говорили так откровенно о следствиях своего идеализма. Причина, возможно, в том, что немногие политические идеалисты проводили половину жизни в размышлениях о муках и смерти Богочеловека, по сравнению с которыми страдания обыкновенных людей пренебрежимо малы. А когда прольется море крови — что дальше? У большинства политических идеалистов сомнений нет: утопить в нем людей, с тобой не согласных, и настанет Утопия. Но и тут отец Жозеф на удивление свободен от иллюзий и на удивление откровенен в этой своей свободе.

J'ignore ou mon dessein, que surpasse та vue,
Si vite me conduit;
Mais comme un astre ardent qui brille dans la nue,
Il me guide en la nuit.[39]