Он не заканчивает, кивает всем собравшимся и уходит.
Незаметный человек (задумчиво): Любопытный тип… Такое чувство, что он прямо душой болеет за общее дело…
Василий Богданович, который весь этот разговор сидел предельно тихо, решает среагировать на иронию незаметного человека.
– Он всегда такой был. А я его уже лет… двадцать знаю.
Незаметный человек продолжает задумчиво рассматривать дверь, за которой скрылся Константин.
Председатель Совбеза с тоской смотрит на часы на стене.
– Не успеем согласовать… А, хрен с ним, давай этим студентишкам вломим напоследок. Чтобы сто раз подумали, как Майдан устраивать!
На лице парня в камуфляже появляется нехорошее выражение, он бодро вскакивает и идет к выходу.
– Вы только там без смертоубийства! – кричит ему вслед Василий Богданович, но парень его, кажется, даже не услышал.
Отдельная больничная палата. На единственной койке лежит Людмила Николаевна, и выглядит она немного посвежевшей. Напротив – кое-как заправленный топчан, на нем сидит Захар Иванович. Он в застиранном белом халате. На табуретке у изголовья маминой кровати устроился Константин, его халат, накинутый на плечи, сияет белизной. В углу беззвучно работает телевизор – показывают новости. Костя выкладывает из пакета фрукты.
– Прости, мам, что раньше не зашел, аврал на работе! Честно говоря, я к тебе прямо из аэропорта… Не знаю, можно ли тебе…
Константин осторожно выуживает киевский торт в фирменной упаковке с надписями на украинском.
– Какая красота! – радуется Людмила Николаевна. – Я санитарок угощу, они тут такие заботливые!
– Ну, за те деньги, что мы им платим, – бурчит Захар Иванович, – они тебе вообще должны… этсама… ноги мыть и воду пить…
– Не бухти, – беззлобно машет на него рукой Людмила Николаевна, – скажи спасибо, что разрешили тебе в палате ночевать!
– Конечно, разрешили, – продолжает ворчать Захар Иванович, – им же проще, самим дежурить не нужно…
Константин поначалу с улыбкой слушает перебранку родителей, развязывая веревку на коробке с тортом, но вдруг его взгляд падает на экран телевизора. Там – любительская съемка: мелькание каких-то искаженных лиц, кто-то окровавлен, кто-то несет чье-то тело… Константин меняется в лице, шарит взглядом по тумбочке:
– Где пульт?
Находит, хватает, включает громкость.
Голос телеведущей со сдержанной тревогой говорит:
– …жертвы. Эти данные пока не проверены…
Эта же картинка на экране большого телевизора, который висит в спальне Льва Петровича. Лев прямо в постели смотрит с жадным интересом, как триллер. Или, вернее, как не слишком приличное «хоум видео».
Телеведущая продолжает:
– …но мы будем держать вас в курсе. Ситуация на киевском Майдане неожиданно вышла на новый виток эскалации. К другим новостям…
Лев расслабляется и выключает звук. На экран, где шевелит губами ухоженная ведущая со злым гладким лицом, Лев Петрович больше не смотрит – только в темное окно.
Оказывается, он в постели не один. Рядом с ним свернулась калачиком Рита Наумова. Пока Лев напряженно следил за репортажем, она была бесшумна и неподвижна, а сейчас позволяет себе перевести дух и гладит Льва по руке. Лев отвечает рассеянной улыбкой. Рита целует его, куда смогла дотянуться – в плечо, и выскальзывает из-под одеяла.
Начинает поднимать и надевать предметы туалета, спиной чувствуя взгляд Льва, – в нем нет оценки, только усталая нежность.
– Останься, – говорит Лев.
Рита настороженно смотрит через плечо. Лев улыбается, откидывает одеяло, приглашая Риту вернуться. Она расслабляется и ныряет под одеяло, прижимаясь ко Льву.
– Тролли готовы? – спрашивает он. – Успеют среагировать?
– Уже начали, – отвечает Рита.
– Точно?